Не в службу, а в дружбу

Обсуждение образовательной услуги привело к рассуждениям о служении, службе, которые подразумевают общественную значимость. Поскольку в образовании с этим не все благополучно, мысль побежала в аналогичные сферы– и там не лучше!

Показалось интересным расширить рассуждения о службе и ее проблемах в сфере образования на другие сферы, традиционно связанные со служением.

Беглый просмотр сети по поводу служения показал, что в других языках для разных аспектов служения используются разные слова. В частности, различают аспект почетной обязанности («шерет») и рабской зависимости («авад»).

В словаре приводятся и более тонкие отличия, отражаемые разными словоформами, но ключевое различие службы, как чего-то значимого, и обслуживания, как чего-то вспомогательного, малозначительного, в нашем восприятии тоже есть. При этом в обоих словах есть оттенок подчиненности внешнему решению. Парадокс современного характера отношений в том, что обслуживание подразумевает свободное отношение заказчика и услуги, а служба остается признаком зависимого положения относительно некой служебной иерархии. Тем не менее, субъективно к службе, служению отношение сохраняется более уважительное, чем к обслуживанию, сфере услуг.

Второй важный, на мой взгляд, аспект этих различий в способе получения вознаграждения:

• За службу полагается стабильное жалование и повышение в статусе (должности) при должном усердии и/или по мере накопления стажа.
• Обслуживание вознаграждается динамично в зависимости от качества и объема услуги по мере оказания.

Сосредоточимся на мотивации «служивых» (в широком смысле).

Основным мотивом службы я вижу осознание важности задач, которые решаются в процессе работы. Только такого рода нематериальный мотив может быть стимулом к старательному «несению службы». Можно, конечно, кивнуть на стремление карьерного роста, но постоянно удерживать его как мотив повседневного действия для большинства сложно. Кроме того, это не только и не столько повышение довольствия, сколько повышение собственной значимости в обществе. Большинству проще формально исполнять должностные инструкции, используя дыры в них в своих личных целях.

Поскольку обсуждение темы служения началось с образования, которым все недовольны, интересно рассмотреть ситуацию, когда общественная значимость службы падает.

В предложенной выше логике, исчезает нематериальный мотив. Возможна ли служба без него?

• Для тех, кто сильно ориентировался на социальную значимость службы, полагаю, невозможна. Такие люди либо уходят со службы, либо– самые одержимые– становятся на путь реформирования с целью возврата общественной значимости.
• Есть и такие, кто вовсе не задумывается об общественной значимости службы. Они ориентируются на материальные стимулы.

Большинство людей спокойно смотрит на свою службу и как-то распределяется между этими крайними позициями. Если бытовые задачи жизнеобеспечения решаются получаемым жалованием вкупе с соцпакетом, можно и потерпеть критическое отношение общества. Если не решаются или в данной эмоциональной ситуации уже не удовлетворяют, появляется повод уйти со службы или начать выкачивать повышение жалования, спекулируя на зависимости государства от данной службы.

Насколько достаточно для успешной работы службы материальной удовлетворенности?

Во-первых, сомневаюсь в возможности получить чисто материальную удовлетворенность от жалования: когда нет зависимости оплаты от трудозатрат, всегда возникает неудовлетворенность при сравнении с другими– в чужой тарелке всегда больше, а свои трудозатраты всегда недооценены. К тому же, у нас зарплаты служащих заметно уступают зарплатам в бизнес-структурах. Попытки построить зависимость жалования от усердия или качества работы обычно приводит к внутренним конфликтам и повышению издержек на оформление этих различий. Очевидные значимые события, которые случаются крайне редко и вполне очевидно компенсируются разовыми поощрениями разного типа, рассматривать не вижу смысла– это не проблема.

Во-вторых, появляется желание получать сторонние источники дохода как доказательство правильного выбора деятельности– и для самоутверждения, и для повышения материального благополучия. При высоком статусе службы общественное уважение и риск его утраты существенно повышают барьер для такого рода настроений. При низком общественном статусе службы нарушение этических норм и норм закона становится своего рода месть за утерю значимости службы. И тогда начинают все больше задавать тон те, для кого и высокий барьер не предел:

• На примере учителей мы видим репетиторство, в том числе со своими учениками, подчас в режиме принуждения к платным дополнительным занятиям.
• На примере врачей мы видим разные услуги, продвижение определенных лекарств, провокации на дополнительные платные услуги.
• На примере пожарных известны примеры поджогов
• На примере военных известны массовые случаи воровства и использования солдатского труда в частных интересах.
• На примере милиции известны случаи крышевания не только бизнеса, но и криминала.
• На примере суда мы видим неправосудные дела

Можно ли поднять значимость службы зарплатой? Уверен, нельзя. Глубинный смысл службы в ее социальной значимости, а не в уровне доходов. Уровень доходов подкрепляет значимость, а не наоборот. Подчас, значимость остается высокой даже при низких доходах. Признанные в обществе учителя, врачи даже при низком статусе профессий в целом и при невысоком доходе являются уважаемыми людьми. Деньги как ключевой фактор не спасут ситуацию, хотя адекватность оплаты должна быть соблюдена.

Сформулирую еще более жестко: попытка повысить качество службы простым повышением зарплаты без изменения общественного статуса деструктивно! Это только развратит в еще большей степени, т.к. при низкой оплате сотрудник тешит себя мыслью о собственной героичности, мнит себя спасителем Родины, хранителем традиций, ощущает себя вместе с народом, клеймя власти. И народ это ценит, прощая ряд наименее острых прегрешений. Получив достойное жалование, служащий теряет статус жертвы и симпатии народа. Этические барьеры падают– качество службы тоже.

Это произошло и в образовании. С появлением оплаты начались разговоры про «за что платят». То, что раньше делалось на внутреннем распределении в традиционном управлении, пришлось формализовывать. Начались мониторинги, отчеты, анализы, НСОТ ... В итоге, вместо повышения качества начались мониторинги по оценке качества. Трудозатраты на мониторинги сопоставимы с трудозатратами по основной деятельности, которая не оплачивается ... «в доме, который построил Джек».

Какой выход? Если есть возможность реформировать службу в услугу, раз она нужна людям, появится давно отработанный инструмент рыночной регуляции качественного исполнения нужных обществу функций и его оплаты. Если такой возможности нет, необходимо реформировать структуру задач, чтобы они вновь обрели значимость.

В отношении образования и медицины процесс преобразования службы в систему услуг уже запущен. Пока нельзя его назвать удачным и устоявшимся, но терминологически это уже закреплено. Возникает вопрос, как быть с полицией, судами, армией, МЧС...?

Интересный факт в этом перечне: только в отношении МЧС не возникает негативных ассоциаций. Почему? Это заслуга Шойгу или, действительно, эта служба оставляет в обществе уважение востребованностью и качеством? Или она единственная из перечисленных не относится к силовым факторам государства? Так, медицина и образование тоже не силовые, но к ним тоже не самое лучшее отношение. Рискну предположить, что при ударах стихии любая помощь востребована и ее сравнить на качество не с чем.

Если исключаем МЧС, получается, что все службы вызывают серьезную критику и даже неприятие. Статус их всех довольно низок, что не может не сказаться на отношении к власти в целом. Но силовые службы в услугу не превратишь! Значит, попадаем в замкнутый круг, причем самозатягивающийся: без общественного признания барьер честного служения снижается, сотрудники служб начинают искать самоутверждение на стороне и в нарушениях, что снижает эффективность и статус службы еще сильнее.

Выход вижу только в возрождении значимости– только уважение к службе может вернуть уважение к власти. Но и тут есть обратная зависимость– уважение к службе связано с уважением к власти. Пришли к проблеме «курицы и яйца». Но я и не обещал решения проблемы– я в ней разбирался.

Услуга ли образование?

Один из самых болезненных и ценностно важных вопросов в обсуждении образования– понятие «образовательная услуга». Категорически против такого подхода к образованию самые разные представители самых разных политических сил. И если позиция представителей КПРФ выглядит ожидаемой, та же позиция, например, Явлинского кажется мне неожиданной.

Альтернативой образовательной услуге декларируется государственная функция, заявленная в Конституции как право граждан на бесплатное образование. Первая же проблема– какое именно образование, кто его реализует и почем? Ясно же, что бесплатное для гражданина должно как-то и кем-то погашаться– в капитализме живем. И еще одна закономерность капитализма: что бесплатно, ничего не стоит.

Я не считаю высочайший уровень управления ресурсами, достигнутый именно капиталистическими инструментами, пределом социального развития общества. Ресурсы, конечно, важны, но самое ценное в человеческой жизни не является ресурсным: счастье, дружба, любовь, дети. Как обеспечить разумный баланс счастья и управления ресурсами, человечеству еще предстоит придумать. Но живем мы сейчас и в этой ситуации я считаю подход к образованию как услуге наиболее продуктивным, а отказ от нее предельно деструктивным. Хочу аргументировать эту позицию более четко и попутно обратить внимание на ряд дополнительных аспектов, которые мне кажутся тоже важными.

Кто является заказчиком государственного образования и как его оценить по стоимости? Ответ на вопрос «кто реализует» тоже оказывается непростым, на поверку, и тесно связанным с «почем». Игры с новой системой оплаты труда (НСОТ), раздражающие всех мониторинги, рейтинги– это все попытки уйти от ответа через процедурные инновации.

Любое управление строится на моделях. Но у модели есть одна важная особенность– она всегда является упрощением реальной жизни, построенной на некоторых допущениях. Это позволяет исключить из рассмотрения малозначительные факторы и существенно повысить эффективность управления с помощью модели. И тут мы часто попадаем в ловушку– модель применима только в определенных условиях! Когда и если условия меняются, модель нас может увести далеко от реальности. Именно это и происходит сейчас во многих сферах жизни и, в том числе, в образовании.

По той же причине нужно с большой осторожностью относиться к зарубежным моделям образования: нам может сколько угодно нравиться их результат в Корее, Финляндии, Австралии, но без скурпулезного анализа условий его появления мы рискуем оказаться в ситуации анекдота брежневских времен:

после поездки в Великобританию и изучения их опыта организации дорожного движения было решено в порядке эксперимента перевести 1-й таксомоторный парк на левостороннее движение.

Есть и реальные примеры совершенно разных результатов при одинаковых решениях: спальные кварталы, столь привычные нам, привели в Чикаго к образованию мощной криминогенной зоны, которую пришлось с огромными издержками уничтожать взрывотехникам.

Анализировать надо и предусловия, в которых начали реализовывать определенные управленческие решения, и условия в процессе реализации их, в том числе, социокультурные особенности.

Почему нельзя сейчас обратиться к опыту успешной советской школы? Потому что заказчиком советского образования (особенно на заре) выступало государство– оно определяло содержание образования, количество и качество необходимых ему специалистов, регулировало оплату труда всех специалистов в народном хозяйстве, включая педагогов. Ученик в советской школе был объектом, обрабатываемой деталью образовательного конвейера. По мере утраты государством адекватного контроля за заказом специалистов, система начала давать сбои– именно поэтому начались реформы. Сегодня вообще никто не знает, сколько и каких специалистов нужно. В этой ситуации становится непонятным содержание образования. Все чаще звучит, что нужны вариативные программы, чтобы можно было выбирать.

Значит, ответственность за выбор перемещается на ученика (родителя), но реальным заказчиком он при этом не становится. Программы продолжает утверждать чиновная вертикаль, не являясь уже заказчиком. Она же по надуманым процедурам продолжает оценивать педагогов.

Педагоги оказываются вообще в шизофренической позиции: платит им государство на основании своих методик оценки, а удовлетворять они должны учеников и родителей, которые не влияют на эти процедуры и зарплаты.

Таким образом, ключевым системным изменением условий в сфере образование является изменение роли ученика: он из объекта образовательного процесса превратился в субъекта– хочет он сам этого или нет. Это изменение обязано получить отражение в новой системе образования. Если мы хотим иметь активного гражданина, перманентно повышающего свой образовательный уровень, вся система должна быть построена на удовлетворение его образовательных потребностей, на формирование их. Это и определяет условия для образовательной услуги: его образовательным потребностям система должна предоставить возможности для удовлетворения. На этом основании сразу появляются понятные механизмы оценки эффективности и качества: есть запрос– есть его удовлетворение.

Если же мы отказываемся от услуги, мы вынуждены перенести ответственность за выбор образовательной траектории на педагога или государство и при это рушится вся логическая цепочка целеполагания: почему вдруг ученик будет делать то, что появляется по надуманным основаниям– с его позиции, оно не имеет никаких объективных причин, кроме умозрительных фантазий авторов той или иной образовательной программы? Если для ученика она является внешним бесплатным обременением, она не представляет ценности, особенно в эпоху Интернета и всевозможных учебных курсов в нем.

Обратим внимание на педагогические кадры.

Советские кадры, как известно, формировались по остаточному принципу «мозгов нет– иди в пед». Похожая закономерность имеет место и сейчас. Это не умаляет достоинств тех, кто пришел в школу по зову сердца. В голодные 90-е именно они обеспечили бум педагогических инноваций, пока чиновники не держали их за руки. Сегодня многие педагоги, подчас, вопреки, мягко говоря, странным управленческим действиям, вносят современные творческие подходы в свои педагогические практики, да, и просто, качественно делают свое непростое дело. Немало в школе педагогов, которые пришли не из педвузов, хотя эпизодически из-за этого у них возникают бюрократические проблемы.

Следует признать, что пренебрежительно-обобщающее «Марьванна» возникло не на пустом месте. Действительно, значительная часть школьных педагогов не обладает ни высокой профессиональной компетенцией, ни необходимыми для такой работы психологическими знаниями. Значительная часть педагогов юридически инфантильна– это выражается в их массовой неспособности защищать свои права и, как показали выборы, готовности участвовать в фальсификациях, хотя это является правонарушением.

На этом фоне любопытно разобрать еще один аспект психологического свойства: у многих педагогов слово «услуга» ассоциируется с парикмахерской, рестораном, что кажется им унизительным. В ответ они говорят о «служении».

Во-первых, тогда нужно прекратить возмущенный хор о зарплате– служение не подразумевает оплаты. И, уж тем более, об оплате с учетом качества– у служения нет качества. Живите на то, что подадут те, кому служите. Раньше можно было говорить о служении, когда учитель, имея возможность со своим образованием неплохо устроиться в городе, по высоким убеждениям уезжал в глухие села ради образования там детей. И жил на то, чем накормят селяне, что соберет со своего огорода. Именно в наследие с тех времен остались некоторые льготы для сельских учителей. Отчасти, это справедливо для более позднего периода, когда заказчиком было государство и это было сродни служению в армии. Сейчас государство не знает, что делать с образованием. Это социальная сфера, которую нужно не слишком нервировать. Раз оно обязано обеспечить бесплатность, надо это сделать за минимально возможные издержки. Бесплатно– значит, бесценно (в смысле, без цены, к сожалению).

Во-вторых, почему при слове «услуга» не вспоминаем о врачах? Врачи– самые близкие педагогам по роду деятельности и социальному статусу. Они лучше больного знают, что делать, но никто не заставляет больного делать то или это. Более того, там наиболее ответственные решения оформляются письменным согласием больного. Потребность в качественном враче намного выше– речь идет о жизни,– поэтому во всем развитом мире врачи относятся к самым высокооплачиваемым специалистам. Только у нас, видимо, это не так. Поэтому наиболее сильные выпускники медвузов идут в доходные смежные сферы фармакологии и косметологии, а не становятся врачами.

Посему считаю подобное отношение к образовательной услуге даже не снобизмом, а ничем не оправданным чванством. Даже без оглядки на врачей, не понимаю, чем учитель в смысле гражданских отношений отличается от парикмахера, официанта, продавца, летчика, сиделки, гувернера, репетитора ...

При апелляции к понятию «служащий» тоже возникают сложности:

Служащие выполняют полезную работу Специфика их труда состоит в том, что они:

ж) работают в «чужих интересах», т. е. выполняют волю тех, кому подчинены, действуют в интересах тех, кто оплачивает их работу.

(Д.Н. Бахрах. «Административное право России» Учебник для вузов, 2000)

Как уже рассматривалось выше, интерес государства перестал быть понятным и определяющим содержание работы– само государство начинает переносить акцент содержания работы на ученика и родителя, а с правилами оплаты разобраться не может. Более того, трактовка учительского труда через понятие служащего ставит под вопрос творческую составляющую, о которой чаще всего говорят в отношении лучших представителей профессии.

Попытки обеспечить справедливую оплату педагогического труда Марьваннам и квалифицированным педагогам оказались несостоятельными. Прежде всего, потому что неопределенная ситуация с заказчиком, целями. Кроме того, система устойчива и без изменения условий ее существования, она скорее выдавит из себя творческих людей, чем Марьванн. Пока не появится прозрачный заказчик с внятными запросами и сам не оценит их исполнение, система образования обречена на танцы со стулом.

Лишь подход к образованию как к услуге может разрубить давно затянутый узел выявления нужных обществу учителей. После решения этой проблемы, возможно, общество будет готово заново переоценить ситуацию. Так что, услуга нужна, как минимум, для общественно справедливой «дифференциации штанов». Правда, в этой истории окажутся ненужными изощренные фантазии любителей мониторингов и рейтингов, на которые ушло столько сил и средств. Но в этом я вижу только достоинства– не стоит порождать лишние сущности. Это не значит, что мониторинги и рейтинги не нужны совсем– нужны, но не такие и не в таком статусе.

---

PS. FB-2016:

• если образование рассматривать как внутреннюю потребность, внутренний процесс, то услугой это никак не может быть;
• если образование рассматривать как культурную интервенцию образованных людей, несущих темным народам знание, то услугой это тоже никак не может быть;
• если образование рассматривать как синоним обучения вопреки желанию ученика, то услугой это тоже никак не может быть;
• если образование рассматривать как систему реализации законодательной обязанности как получения общественного блага, то услугой это тоже не может быть;
• если образование рассматривать как синоним обучения по запросу ученика, то почему это не может быть образовательной услугой?

Перевернутое образование

Решил вычленить из своих предыдущих заметок предложения, которые являются антиподом измерительного подхода к неизмеримым задачам оценки качества образования.

Все чаще обсуждается западная модель «перевернутый класс» (flipped classroom). Я решил воспользоваться той же логикой, чтобы назвать свой подход, т.к. он предлагает кардинально изменить организацию образования.

Традиционный подход реализует образовательный конвейер, «вертикаль» управления системой сверху вниз. Он прекрасно работал, пока «верх» знал, кто ему нужен и в каком количестве. Сегодня этого никто не знает. Более того, даже если бы знал, к моменту завершения обучения ситуация была бы совершенно иной. Причем настолько, что ряда профессий может к этому торжественному моменту уже не оказаться в природе.

В этой ситуации довольно логично появление понятия «образовательной услуги», хотя многие категорически против превращения учительства как миссионерства в услугу. Однако именно такой подход позволяет включить механизмы саморегуляции в образовании. Да, ученики при таком подходе могут не пойти за учителем в ряде вопросов, которые учителю кажутся важными. Но они и так могут за ним не пойти, просто, потому что система мотивации к обучению сегодня совсем иная. Даже если оставить право учителю (школе) диктовать содержание образования, это совсем не значит, что ученики будут это содержание воспринимать.

Несмотря на появление в образовательной политике понятия «услуги», логического развития в этом направлении практически не происходит. Единственный инструмент саморегуляции– подушевое финансирование. Но голосование ногами ограничивается, во-первых, привязкой к микрорайону (сначала местные, а по остаточному принципу «пришлые»), во-вторых, малым числом сильных школ. Для небольших населенных пунктов эта модель и вовсе сомнительна. Кроме того, эта модель финансирования сделала невыгодными малые школы и породила программу слияния школ и детских садов. Даже «развязывание рук» директорам в вопросах распоряжения финансами оказалось весьма ограниченным: одной рукой возможности дают– другой забирают.

Предлагаю взглянуть на Конституционное обещание бесплатного образования под углом зрения капиталистического общества– иной взгляд не имеет смысла, кроме пафосной риторики. Речь, в таком случае, идет о том, что бюджетные средства направляются в образовательные учреждения, минуя учеников и их родителей, по факту их пребывания в этом учреждении. На все это наслаиваются многочисленные и неочевидные системы мониторинга эффективности. Если бы не было обещаний государства, родители сами бы выбирали, кому за что и сколько платить. Все эти мудреные мониторинги никого бы не волновали– достаточно было бы соблюдать минимально разумные условия образовательного процесса и, главным образом, пребывания детей.

Не уверен, что чиновники в сфере образования были бы рады такому освобождению от их услуг, но есть ли смысл в этом направлении думать всем остальным участникам образовательного процесса?

Если государство выделяет средства на образование, поскольку оно обещало бесплатно обеспечить некоторые образовательные потребности граждан, может, не перекладывать их из кармана в карман, мучаясь эффективностью их переваривания там, а дать самим гражданам? Совсем не обязательно это делать непосредственно деньгами– можно специальными образовательными сертификатами, купонами, талонами^*. Важно не название, а их ограниченное целевое хождение.

В образовании долгое время единицей измерения обучения был учебный час. Известно количество часов на каждом году обучения по каждому учебному курсу. Известна стандартная программа в часах. Известны различные внеурочные образовательные виды деятельности в часах. Я бы и предложил универсальной единицей обучения считать учебный час. Образовательные талоны выделил бы родителям в часах с расчетом на стандартную образовательную программу с запасом раза в полтора-два, чтобы можно было включить дополнительные и внеурочные часы и/или подогнать что-то упущенное невнимательным обучением. Достаточно обеспечить образовательным организациям безусловную конвертацию талонов в реальное финансирование и считать государственные обязательства по погашению стоимости образования выполненными. При этом стоимость часа в разных организациях, в разных регионах, территориях может быть разной– это отдельный немаловажный аспект, связанный с местными особенностями, с образовательными результатами.

В целях поощрения образовательных устремлений, можно успешных участников всевозможных творческих мероприятий (олимпиад, конкурсов, презентаций и др.) награждать некоторым количеством дополнительных образовательных талонов. Талоны должны быть именными, т.е. обмену и продаже не подлежат.

Образование при таком подходе превращается в рынок, на котором родители и ученики сами определяют эффективность образовательных услуг. Важной особенностью такого рынка становится стирание граней между различными видами образования: урочным и внеурочным, школьным и дошкольным, школьным и вузовским. Тут, правда, стоит заметить, что я считаю важным отменить конкурс на поступление в вузы, кроме творческих, для которых отсутствие определенных качеств может мешать остальным студентам. Для этого достаточно сменить статус ЕГЭ с проходного на рекомендательный (для самооценки абитуриента по отношению к остальным).

Впрочем, в регулировании вузовского образования некоторые особенности должны быть, т.к. государство пока гарантирует бесплатное получение только одного высшего образования. Полагаю, это тоже повод для размышления, но на данном этапе это так. Поэтому, если для довузовского возраста при успешном прохождении ежегодного тестирования в независимом центре ребенок должен получать порцию талонов на следующий год, то для вуза он их получает только для обучения на первом курсе. Следующие талоны он получает только в случае успешной сдачи экзаменов. В случае провала, он должен будет оплатить пересдачу или весь повторный курс обучения (на свое усмотрение).

Поскольку органичным условием работы в таких условиях является возможность оказывать образовательные услуги не только за талоны, возможно, потребуется ограничение на соотношение получаемых денег и талонов в некоторых образовательных организациях. Впрочем, если организация обеспечивает соответствующее государственным обязательствам образование без доплат деньгами, в подобных ограничениях необходимости нет.

Неизбежным следствием такого подхода станет образовательное расслоение общества, т.к. кто-то будет более эффективен и сумеет за то же количество талонов изучить больше. Кто-то сможет компенсировать недостаточное образовательное рвение финансовой поддержкой родителей. Но неравенство в природе есть и ничего с ним поделать невозможно. Более того, именно это неравенство является движущей силой эволюции. Попытка нивелировать неравенство приводит к неизбежной стагнации. Даже опыт классов выравнивания (разделения более и менее способных) привели к провалу: оказалось, что более успешным это не слишком помогло, а менее успешные без успешных примеров перед глазами совсем провалились.

Стоит обратить внимание на важный аспект такого неравенства: образовательная организация начинает отвечать перед родителем своей репутацией. Для своей успешности она не может всех обманывать, переводя из класса в класс без достаточных на то оснований. Честность становится востребована самой логикой деятельности, а не формальными представлениями, как нас пытаются убедить в отношении ЕГЭ.

Что подлежит регулированию на этом рынке со стороны государства:

• Условия организации и ведения образовательного процесса, включая условия пребывания там детей (лишь бы без фанатизма– разумный минимум безопасности)
• Структуры внешнего независимого контроля знаний и/или компетенций во всех сферах и на всех уровнях
• Ориентиры современных образовательных технологий в виде образовательных организаций под контролем научных и коммерческих структур
• Казенные образовательные организации для детей с особенностями развития, не позволяющими им получать образование в общей логике образовательного рынка

Можно влиять на такой образовательный рынок государственными конкурсами и грантами на определенные образовательные услуги. Это будет стимулировать весь рынок на реализацию соответствующих услуг.

Особое внимание в этом подходе следует уделить обеспечению помещений и трактовке понятия «государство». Сегодня федеральные, региональные и муниципальные власти все сильнее отличаются даже в глазах рядовых граждан. Я считаю, что компенсация талонов– дело федеральных властей, а образовательная инфраструктура– региональных и муниципальных. В противном случае, могут возникнуть трения по взаимозачетам образовательных бюджетов в отношении образовательных мигрантов.

Если систему оплаты и зачета образовательных сертификатов сделать электронной, появится возможность анализа образовательной миграции. На основании такого анализа можно выявлять тенденции и формировать рекомендации по развитию образовательных услуг на различных территориях с целью снижения потоков образовательной миграции.

Отдельной темой обсуждения может стать желание получить образование за границей. Входит ли в обещание государства субсидировать обучение за границей, вопрос непростой. Но сам факт иного подхода к исполнению обязательств уже выводит на новые вопросы, что говорит о системности такого поворота в рассмотрении будущего системы образования.

---

Оргтехнический PS (2015) про электронную систему регистрации в учебных помещениях. Она позволит не только вести учет часов, но и помогать в административных задачах.

Сейчас есть большое количество различных считывателей: от дешевых графических до радиочастотных, включая NFC, которые появляются в повсеместных смартфонах. Клиентским идентификатором может быть как беджик с фотографией и/или радиометкой, так и зарегистрированный в системе смартфон. Для забывчивых и для гостей можно иметь комплект однодневных идентификаторов, которые будут гибко привязываться с списку посещающих лиц дежурным администратором.

Процедура простая и незамысловатая: перед началом и в конце занятия преподаватель регистрируется сам, отсекая время и место занятия, а все попавшие в этот период зарегистрировавшиеся обучающиеся считаются посетившими занятие.

В отличие от модных и малоосмысленных турникетов на входе в образовательные учреждения, такая система позволит не только регистрировать наличие обучающегося в здании, но и:

• автоматизировать реализацию почасовых образовательных ваучеров
• отслеживать реализацию индивидуальной образовательной программы
• облегчить поиск каждого участника в любой момент времени
• учитывать посещаемость занятий
• контролировать режим занятий по времени
• мониторить занятость помещений
• эффективно управлять распределением помещений на основе статистики
• оперативно управлять распределением помещений при необходимости.

Наличие связи учета посещения занятий с распределением часов на сертификате снизит риски манипуляций с посещаемостью, т.к. повысит ответственность за адекватную регистрацию на занятиях и усилит контроль родителей за этим процессом. Для защиты от сбоев системы биллинга сертификатов регистрация должна проходить одновременно в системе регистрации и в индивидуальном журнале учебной деятельности с электронной подписью.

---

^*Спасибо Валерию Платонову за ссылку на описание и название такой системы за рубежом– школьные ваучеры. Мне не хотелось так их называть– слишком болезненные воспоминания у нас в стране с этим словом.