Революция в мозгах

События на Украине и их обсуждение в сети заставили задуматься о мышлении и взаимопонимании, об общем и разном в нас и о восприятии исторических событий. В частности, я начал, как мне кажется, иначе воспринимать события 100-летней давности в царской России, хотя о них, казалось бы, уже столько говорено-переговорено, что ничего нового уже быть не может.

Этот текст– попытка осознать выплеснувшийся в связи с событиями на Украине поток мышления. Попытка понять, как мы живем друг с другом, ссоримся и миримся. Попытка углубить размышления о непримиримом противостоянии «революционеров» и «консерваторов». Это совсем не о том, кто прав или виноват в событиях на Майдане, в Крыму, в западной или восточной частях Украины. Причем, на старте написания этого текста я еще не знаю, что получится в процессе и к чему я приду– это для меня самоценный процесс рефлексии, в которой я почувствовал потребность.

Иногда случалось, что меня убеждает связное изложение противоположных точек зрения. Это шизофрения или отсутствие собственной позиции, собственного анализа? Если не просматривается явного злого умысла сторон, как правило, вырисовывается подход, который не противоречит ни одной из этих изначально противоположных позиций. Однако представители исходных взглядов все равно относятся к нему с недоверием и рассматривают оппонента как врага, ищущего брешь в обороне. Причем, я имею в виду не Украину и не политику, а вполне деловые ситуации без угроз жизни, здоровью и прочим базовым ценностям жизни людей. Понятно, что в отношении ситуаций с базовыми ценностями все это выглядит гораздо более агрессивно.

Наблюдение бурных дебатов и прогнозов в отношении событий на Украине привели к мысли, что жесткие обвинения в злонамеренности сторон сыграли гораздо более страшную роль в событиях начала 20-го века, чем реальные позиции «красных» и «белых»,– именно представления о злонамерениях послужили спусковым крючком реальных злодеяний, а не наоборот. А дальше пошла самозакручивающаяся спираль сбывающихся «предсказаний», «зуб-за-зуб»... и понеслась. Может, прошедшее 100-летие не прошло даром и позволит избежать этой самоубийственной спирали?

Удобным инструментом понять проблему мне показалась недавно освоенная 3-уровневая модель мыследеятельности Щедровицкого. Возможно, мое представление недостаточно точно соответствует оригиналу, но это можно поправить в дальнейшей коммуникации. Как я ее понял, мышление происходит в коммуникации и заключается в построении ментальной карты мира.

Наблюдая происходящие в жизни процессы, человек строит свою модель мира. На основании этой модели он выстраивает стратегии поведения и своим поведением оказывает воздействие на реально происходящие в мире события. Анализируя эти события, он достраивает свою картину мира. Как социальное существо, человек это делает не сам по себе, а совместно с другими членами социума, в коммуникации с ними. Опыт их поведения оказывает влияние на индивидуальную картину мира. Эта картина определяет поведение человека и именно поэтому считается, что воспитание закладывается в первые 3 года жизни. Именно в этот период формируется базовое представление о мире, которое в дальнейшем уточняется, но редко меняется кардинально.

Кардинальная смена картины мира возможна, но она происходит крайне редко и в предельно стрессовых ситуациях. Более того, попытки предложить иной взгляд, расходящийся с уже сформировавшимся, приводит в состояние стресса. Тем более сильного, чем сильнее отличается новая модель мира от существующего взгляда на нее. Именно поэтому оценки революционных событий приводят к столь агрессивным дискуссиям даже среди тех, кто далек от участия в событиях– возникает угроза сформировавшейся картине мира.

Если это так и верно предположение Капицы об ускорении развития общества (а оно подтверждается различными аналитиками и доступно каждому при готовности это принять), самым острым препятствием на пути адаптации становится проблема инерционности мышления и неготовности менять свою картину мира. Именно этим, видимо, объясняется поляризация общества практически по всем актуальным вопросам, рост суицидных проявлений, сексуальных девиаций и иных внешних проявлений фрустрации.

На этом фоне, возвращаясь к событиям на Украине, прекрасной инициативой является идея перехода на русский язык западных украиноязычных областей– Львова, который последние дни обвиняли в национализме и агрессивной политике в отношении русского языка,– ради консолидации с русскоязычными областями. И не менее прекрасный ответ о солидарном переходе на украинский язык представителей восточных областей, которые оказались готовы услышать сограждан и не усматривать в этом пропаганды и злого умысла. Конечно, не всем это оказалось под силу и в сети есть наглядные примеры восприятия этой инициативы с конспирологической позиции. Я никоим образом не пытаюсь утверждать, какое из этих восприятий верно– это покажет время. Но я убежден, что у любого из восприятий есть перспектива исполнения ожиданий– «что посеешь, то пожнешь».

Сам ход навстречу для начала сближающей коммуникации, показывающей готовность принять чужую картину мира, позволяет создать условия для неагрессивного сближения разных картин мира, выявления в них непротиворечивых конструкций и создания на их основе общих моделей мира. Конечно, есть риск злонамеренной манипуляции, но для нее должны быть рациональные основания, а не просто страх перед сменой своих взглядов. Конструктивное поведение должно предусматривать трезвый анализ всех оснований и формирование критериев для отличия злонамеренности и доброй воли.

При анализе под этим углом становится понятнее ущербность алчности, когда готовы отхватить иное, неготовое к присоединению, помимо его воли. Можно принудить, но нельзя силой сменить картину мира. Более того, силовое присоединение заметно повышает барьер недоверия, который в критической ситуации не позволит наладить конструктивную коммуникацию. А деструктивная коммуникация может оказаться разрушительной и с лихвой вернуть издержки, возникшие на этапе силового присоединения.

В модели современной украинской ситуации это проявляется в Крыму, в котором высока доля жителей, не принявших внутренне свое отнесение к Украине в момент распада СССР. Это возвращается сейчас, хотя ситуация совсем иная. Если не удастся организовать продуктивную коммуникацию, лучше не удерживать Крым, мне кажется,– это сильно усложнит ситуацию. При этом я совсем не уверен, что для Крыма правильно отделяться, хотя есть силы, заинтересованные в этом. У Украины сейчас есть пассионарный шанс вырваться из российского шаблона социальной стагнации, который сильно зависит от готовности ее жителей поддержать именно его, а не мышинную возню любителей власти. Но есть и риск вернуться в этот шаблон без средств к существованию с необходимостью искать внешнюю поддержку. И тогда могут сбыться негативные ожидания.

В модели современной украинской ситуации это проявляется в отношениях России и Украины на уровне граждан– правительственные отношения мне сейчас не интересны, хотя для них это тоже, наверняка, имеет определенное влияние. Восприятие Украины как части единой страны, с которой у россиян ассоциируется Россия, и внутреннее несогласие с автономией Украины приводит к коммунальной модели отношений со своенравным подростком. И ровно в той же модели, если у подростка есть возможность проявить самостоятельность поперек мнения занудных старших, он ее проявит. Если нет возможности, он подчинится, но непременно с еще большим усердием постарается проявить самость при первом удобном случае. И ровно в той же модели, далеко не всегда правы занудные родители. Особенно в тех случаях, когда ситуация заметно отличается от типичной– ибо подросток без опыта действует по обстановке, а взрослый становится заложником старых моделей поведения.

Только не надо за этой моделью видеть мое восприятие Украины как младшего брата– это просто модель и я обращаю внимание на свойство программирования и исполнения ожиданий.

В отличие от коммунальных ситуаций, в политическом процессе участвует много игроков. Среди них есть те, кто преследуют корыстные интересы, а не стремятся к органичному и продуктивному миру. Их главный инструмент– манипуляция на низменных и подсознательных мотивах. Чтобы им эффективно противодействовать и использовать позитивные мотивы честных участников, мои размышления могут оказаться небесполезными, надеюсь.

Но мне интереснее барьер, возникающий между достоверно добросовестными участниками дискуссий. Почему даже дружелюбно настроенные собеседники при обсуждении некоторых вопросов могут рассориться? Известны случаи разводов на политической почве. В гражданской войне известны случаи, когда брат шел на брата, сын на отца. Откуда берется такое противостояние?

В относительно стабильной ситуации у каждого из нас уже сформировался некоторый образец поведения, который обеспечивает продуктивное, на наш взгляд, взаимодействие с окружающими. В отсутствии конфликта, никого не волнует внутренняя картина мира, ибо она проявляется именно во взаимодействии с окружающими. Когда в ситуации появляются новые факторы, каждый начинает реагировать на них в соответствии со своей картиной мира– тут-то и начинаются ранее непритертые нестыковки внутренних моделей. Чем сильнее проявляется расхождение ожиданий от поведения друг друга и чем более значимо для участников оно, тем острее проявляется конфликт моделей.

Выход из проявившегося конфликта может быть разный:

• исключить из обсуждения конфликтную тему
• найти модель поведения, минимизирующую фрустрацию партнеров
• убедить одного из участников в необходимости смены его картины мира
• согласованно обновить картины мира, учитывающие новые обстоятельства

Как мы знаем, чаще всего стороны пытаются изменить модель мира собеседника, вплоть до силового давления. К сожалению, неандертальский подход актуален до сих пор. На этом фоне уклонение от конфликта по вариантам 1-2 кажутся верхом цивилизованности. Однако в действительно значимых ситуациях, коими являются выбор общественного строя, смена цивилизационных ценностей и даже способов их смены, уклониться не удастся. Остается или подавить или согласованно обновиться. Если считать значимой ценностью конструктивные решения, нужно учиться обновлениям.

Таким образом, ключевым инструментом конструктивного выхода из конфликта является налаживание доброжелательной коммуникации, в которой стороны проявляют готовность понять картину мира и ценности собеседника. Это принципиально отличается от наблюдаемых в сети деклараций собственных представлений об оппоненте– о его картине мира и ценностях без согласования с самим оппонентом, а на интерпретации его поведения. В аналогичных коммунальных коммуникациях уже есть продуктивные модели «активного слушания», которые доказали свою эффективность. Достаточно усомниться в собственной непогрешимости и принять возможность существования иного объяснения наблюдаемых явлений, поддержать собседника в объяснении его позиции и проявить свою заинтересованность в ее понимании.

Особо хочу обратить внимание, что это важно не только и не столько в отношении процессов на Украине, сколько для нашего выживания и формирования навыков жизни в условиях быстро меняющегося социума как нового его свойства на современном этапе развития.

Удачи всем нам во взаимопонимании и достоверном различении манипуляторов и честных партнеров, в умении и готовности согласованно обновлять свои картины мира!

Слом сознания или жизнь без границ

Ни одно из публикуемых в соцсетях гневных обличений и обвинений властных структур в нормативной деятельности не дает удовлетворения– оно не ложится на внутреннее представление о целях, ценностях и возможностях занятых там людей. Конспирологические теории я не могу принять, ибо они неконструктивны независимо от правдоподобности.

Хочу поделиться гипотезой о причинах жесткого идеологического противостояния больших масс соотечественников в отношении принимаемых последнее время законодательных ограничений.

Мы привыкли жить в условиях территориальной ограниченности, в рамках которой нормы поведения определялись окружением. Иные культуры были любопытны, но не могли влиять на нас сколь-нибудь существенно. Культура поведения «программировалась» семьей самим фактом совместного проживания, хотя до сих пор очень жизнеспособно мнение о воспитывающем влиянии школы.

Это позволяло очень трепетно и гостеприимно относиться к приезжим, ибо их влияние на местную культуру было исключительно познавательным. Кое-что могло быть воспринято на сознательном уровне, но приживалось очень долго, поэтому не пугало. Такое легкое отношение к иноземным (в широком смысле) проявлениям не могло угрожать местной культуре, а лишь обогащало ее.

По мере раскрытия границ и усиления потоков миграции внутри страны, нагрузка на местную культуру начала возрастать, стали возникать зоны, где появилась состязательность культур. Миграционная конкурентность меня сейчас интересует в меньшей степени, хотя она тоже требует анализа. Я хочу сконцентрироваться на конкуренции с западными культурными влияниями, связанными с резко возросшей волной туризма и территориальной безграничностью Интернет.

Несмотря на наличие в Советском Союзе межнациональных проблем, в целом, уровень толерантности оставался довольно высоким. Я имею в виду не только межчеловеческие отношения, но и отношение к самым разным обычаям и проявлениям. Интерес к ним, на мой взгляд, хорошо передается в песне Высоцкого «...ой, Вань, какие попугайчики! Нет, я, ей-богу, закричу...».

Выход россиян в сеть изначально был намного менее регламентированным, чем на Западе. Мы на них смотрели с удивлением: почему у них столько запретов? Несмотря на жесткие дискуссии о путях развития образования, подавляющее большинство приняло как безусловный успех подключение всех школ России к Интернет. Претензии были (и остаются) к узким каналам связи.

И вдруг начался по всем позициям откат: по ограничениям Интернет-контента сначала для школ, а потом и для всех пользователей, по усыновлениям, по сексуальной ориентации, по свободе выражения протеста, по свободе собираться в общественных местах, по ... да, практически, по всему. Дискуссии поляризовали общество до непримиримой убежденности каждой части в своей правоте. На фоне привычного свободного отношения к вольностям поведения новые порядки многими воспринимаются с ужасом полного непонимания и нелицеприятных эпитетов типа «взбесившийся принтер».

Наиболее острым предметом дискуссий стало протестное движение, так называемого, «креативного класса». Представители протестного движения старались демонстративно действовать в рамках правового поля– их в ответ начали избражать наймитами Запада по развитию «цветных революций». Для многих участников протестных мероприятий это воспринималось дикостью и подлым ходом властных структур. Для многих людей прагматичных взглядов протестное движение вызывало агрессивное неприятие и воспринималось реальной угрозой. Поляризация была очень сильной даже с теми, кто негативно воспринимал действия властных структур. Однако понимания между яростно дискутирующими согражданами не появилось.

Следующим любопытным этапом для развития понимания проблемы стал украинский Майдан. Интерес к нему в России заметно выше простого любопытства судьбой близкого соседа. Вариантов объяснения может быть много, но одно из важнейших– высокая похожесть раскола общества на сочувствующих и неприемлющих. Силу противодействию на Украине придает экономическая составляющая, которая поставила многие малые предприятия на грань выживания, но многое остальное явно роднит его с ушедшим в скрытую форму российским противостоянием.

Вот, на этом уровне размышлений мне и пришла в голову гипотеза о том, что это информационная революция– подсознательная попытка спрятаться от новой реальности безграничности, где за свою культуру придется открыто конкурировать, доказывать ее преимущества, а не жить, как раньше, без оглядки и опасения на смену модели взаимоотношений. Таким образом, этот конфликт не столько политический,– хотя политика в нем тоже есть, но не в большей степени, чем всегда,– сколько информационно-культурологический. Я легко допускаю наличие и влияние на него заинтересованных политических сил, но очевидно наличие широкой базы честных и неангажированных сограждан, разделяющих протест и не имеющих никакого отношения к этим злобным силам. Попытки представить их глупыми баранами заслуживают точно таких же оценок в ответ.

Часть граждан, которая сумела погрузиться и освоить новые информационные реалии, готовая отстаивать свои культурные позиции и взгляды в открытом обсуждении, ринулась в этот новый информационный океан. Те же, кто не готов к свободному диалогу культур и почувствовал угрозу для привычного образа жизни, стремятся защититься различными искусственными барьерами. Ничего удивительного, что готовыми к плаванию в современном информационном мире эти попытки возведения искусственных стен воспринимаются как пещерные проявления, противоречащие здравому смыслу и современному уровню развития.

Стремясь понять агрессивных защитников нашей культуры (в смысле уклада жизни), вынужден признать, что поводов для опасения предостаточно. Процветает примитивное свинячество во всех проявлениях: сорим, где едим, курим, где хотим, без оглядки на женщин, детей и прочих некурящих, матом не ругаемся, а разговариваем (даже в интеллектуальной среде считается особым шиком «прокатиться по маме», в руководстве любого уровня, в гетерогендерной компании). Мужчины часто весьма инфантильны, а женщины часто далеки и от образа «прекрасной незнакомки», и от «горящей избы». Уровень взаимной агрессии, семейного насилия заметно выше традиционной общинной взаимовыручки. Готовность бросить ребенка выше готовности взять сироту в свой дом...

Я готов понять волнение за наши традиционные ценности– только, где они в реальной жизни и почему они вдруг появятся за забором ограничений? Важнее понять, почему они стали исчезать– не от Интернета же?!

Мое мнение: ценности стали исчезать именно из-за потери свободы самовыражения и возможности самоутверждения. Возврат этих качеств безболезненно пройти не может и требует возврата возможности самоутверждения и самовыражения. Появление возможности к продуктивному самоутверждению является главным преимуществом российского уклада по сравнению с советским при всех его недостатках. Главным недостатком российского уклада является узкая ориентация на чисто финансовый успех, что привело к разбазариванию долгосрочных и нефинансовых активов страны, привело к деградации многих культурных норм, опирающихся на русские традиции. Наш современный уклад имеет весьма ограниченные возможности для возрождения, а разброс в доходах не способствует возрождению, т.к. демонстрирует безразличие успешных единичных персонажей к стране в целом, которую представляет основная масса граждан, прежде всего.

Если мы хотим возрождения культуры, нужно не заборы строить, а создавать условия для творчества, конкурентности, самоуважения. Успешными должны быть те, кто развивает страну, а не наживается на ее ресурсах и соревнуется с зарубежными толстосумами. Если внешние культуры окажутся более привлекательными, никакими ограничениями мы от них все равно не спрячемся, а наиболее продуктивных сограждан потеряем. За закрытым забором можно только мусор прятать и плесень разводить.

Культура Интернет ломает то, с чем пока не справился авиапоток– традиционные границы. Мы стоим перед новым этапом– жить в открытом пространстве без территориальных границ. Видимо, это произойдет не сразу, но в открытом информационном пространстве по мере снижения языкового барьера размывание государственных границ неизбежно. Пока ресурсы являются источником личной успешности, их основные акторы будут всячески препятствовать ослаблению своего влияния на ресурсы. Но кризис ресурсного управления становится все более очевиден во всем мире. Успехи в освоении новых источников энергии приближают развязку: скандинавские страны уже покрывают из мусора заметную долю своих потребностей в энергии.

Лучше входить в новую будущность с открытыми глазами, ясной головой и свободой, опирающейся на культуру осознанного выбора, чем с жесткими шорами на глазах и запряженным в разваливающуюся телегу. А развивать культуру выбора можно только в условиях свободы выбора– «Спасибо, Кэп!».

Опять 152-ФЗ-некомпетентность в ДОМ

Очередная 152-ФЗ-отчебучка ДОМ, публично проявленная на селекторе 30.1.2014 (15 мин.):

Речь идет о благом, в первом приближении, деле облегчения участи родителей по регистрации ребенка в региональной базе данных для зачисления его в образовательные организации. В идеале, как задумано в логике переноса госуслуг в электронный вид, это должно происходить автоматически при формировании заявки в личном кабинете на портале госуслуг. Однако, если верить доложенной статистике, примерно половина родителей еще не могут этого сделать, поскольку их данных в электронном виде в этих базах нет. Поэтому они вынуждены идти в окружные службы информационной поддержки (ОСИП), чтобы оформить заявки на постановку детей в очередь. И там образуются большие очереди из таких родителей, есть нарекания на стиль общения сотрудников.

Мудрая идея о переносе функциональных обязанностей ОСИП на директоров школ, как и следовало ожидать, никаких возражений у сотрудников ДОМ не вызвала. Оно и понятно: все привычное всегда лучше нового, даже в том случае, когда привычное плохо вписывается в новые реалии законодательства и делопроизводства. Ведь, школы всегда сами набирали детей, а сейчас какие-то мудренные ИТ-процедуры!

Но в результате, вместо упрощения задачи защиты персональных данных (ПДн) опять усугубление ответственности директора школы– теперь на те обязанности, которых еще недавно не было. Самое смешное, что, похоже, сами директора этого не понимают!

Кроме некомпетентности директора в вопросах защиты ПДн, возникает вопрос о законности таких действий: ключевым понятием 152-ФЗ является вопрос о целях обработки ПДн. Не уверен, что в законе «Об образовании в РФ» обработка данных для ведения региональных БД учета детей находится в компетенции школы. По моим представлениям, это компетенция муниципального уровня управления. В таком случае, исполнение директором функций ОСИП является противоправными даже в случае получения согласия от родителей. Даже получение согласия является нарушением принципов 152-ФЗ! Если же появится распоряжение ДОМ, обязывающее директоров вести непредусмотренную законом деятельность, то это будет нарушением сразу 3-х законодательных актов: 152-ФЗ, 273-ФЗ и ТК РФ как выходящее за рамки компетенции и вменяющее дополнительные обязанности. Впрочем, им не привыкать– тот же букет уже имеется в отношении ЭЖ. Когда до их проверок дойдет очередь, директорам станет весело– именно они отвечают за данные нарушения.

Самым удивительным для меня были массовые акцентированные сентенции про то, что это право (!) дадут только директору. Как будто директор будет этим заниматься: очевидно, что он поручит ввод данных кому-то, кто, скорее всего, будет не лучше «девочек» из ОСИП. Таким образом, его заранее подводят под еще одну ответственность– разглашение ПДн.

В то же время, можно все оформить совершенно законно и не подставлять директора: воспользоваться последними обновлениями 152-ФЗ и заключить договор об удаленной обработке данных ОСИП с одним из сотрудников школы, который достоверно будет заниматься именно этим. За это положить ему определенную оплату в качестве совместительства– это обеспечит недостающие точки ввода данных и не обременит школу (директора) лишней ответственностью, кроме обеспечения необходимых условий по защите данных.

Можно было бы опять попричитать по поводу возможности не только не обременять школы новой головной болью с ПДн, но и существенно облегчить ее с помощью ИТ-госуслуг. Но в наблюдаемых условиях это недоступно пониманию ЛПР в ДОМ :(