Лезвием бритвы

Столкновение произошло не вокруг голых девочек, а между либеральными свободами и общинными правилами: закон или мораль? Что первично, если есть разночтения? Имеет ли человек право смотреть и делать то, что он сам считает нужным в рамках действующего законодательства, или только то, что в обществе считают допустимым?

Революция в обществе произошла в 80-е, когда был провозглашен принцип «разрешено все, что не запрещено». До этого было наоборот: «запрещено все, что не разрешено». Это не было провозглашено явно, но по факту было именно так и закреплено в литературе сакраментальным «как бы чего не вышло». Этот принцип работает до сих пор, как минимум, в школе, например, в отношении отмены традиционных классных журналов на бумаге: в начале 2012 были сняты все возможные сомнения письмом министерства, но до сих пор по всей стране бьют челобитные начальству всех уровней с просьбой их отменить.

Последние годы, после митингов на Болотной и серии ответных «антиболотных» мероприятий, начался обратный накат на либеральные представления о правах гражданина с позиции общественной морали, как правило, с опорой на православные каноны. Как грибы после дождя, начали на законодательном уровне появляться всевозможные запреты, причем, как в старые добрые времена «по многочисленным пожеланиям трудящихся». Чтобы не было сомнений в «многочисленности», эти пожелания активно популяризируются в СМИ. Поскольку носители традиционных ценностей богато представлены в Государственной Думе, часто и многочисленность не нужна– достатчно права законодательной инициативы.

Понятие «либерал» стало ругательным– видимо, в качестве компенсации за слишком позитивный фон во времена правления «демократов». Негативную оценку агрессивные носители либеральных тезисов честно заслужили, ибо вели себя, как большевики. Как большевики опошлили идеи коммунизма, так наши демократы опошлили идеи либерализма. Люди склонны опошлять декларируемые убеждения. Подчеркиваю, либеральные «тезисы», а не ценности, потому что ключевая либеральная ценность– уважение чужого мнения, даже если оно в меньшинстве и отлично от мнения либерала: «Я не разделяю ваших убеждений, но готов умереть за ваше право их высказывать».

Закон маятника хорошо объясняет реванш многочисленных сторонников традиционных российских взглядов, опирающихся на православие и общественные ценности. Если от религии я далек, то ценности общественных групп как субъектов вполне уважаю и считаю, что они незаслуженно просели в лихие 90-е. Мне грустно, что их переоценка происходит часто в извращенной форме и чаще всего с опорой на религиозный фундамент. Стоит признать, что общественной активности не хватает. Утраченный в советское время общественный контроль за безбилетным проездом, за уличными конфликтами, антиобщественным поведением нам бы совсем не помешал. Сейчас даже сложно поверить в советскую модель билетных касс в транспорте!

Важно осознать, что не бывает абсолютного либерализма. Любой либерализм отстаивает право личности без ущерба другой личности. Не должно общество вмешиваться в мой внутренний мир, гей я, православный, мусульманин, педофил или дух святой– важно мое реальное поведение в отношении других людей. Баланс между личным и общественным в разных обществах может быть разным. Но он должен быть. Его можно обсуждать, подвергать сомнению, менять постепенно в соответствии с изменениями в обществе. Но его нужно беречь и изменять очень осторожно, чтобы он помогал взаимодействию и отношениям людей, а не порождал конфликты.

Никто не знает внутренних переживаний человека, смотрящего на фотографию оленя или голой девочки. Искусство и есть язык неявных переживаний, которые выражаются в различных формах и которые каждый может переживает по своему. Если переживания затрагивают многих, почитателей много. Если они очень индивидуальные, почитателей мало. Здоровые переживания возникают у человека или больные– это зависит, прежде всего, от его воспитания и психики. Произведения, провоцирующие заведомо негативные проявления, предусмотрены в законе и запрещены. Для них существует закон и привлекаются эксперты. Все остальное не может подавляться общественным мнением– это уже мракобесие. Человек– самое гибко приспосабливающееся к чему угодно существо, поэтому ничего фатально вредного для него как биологического вида не бывает. Все правила, принятые в обществе, условны: они вредны или полезны только при наличии самих правил. Значит, ничего трагичного в их нарушении нет. Зато конфликт вокруг любых правил для конкретных людей, участвующих в нем, гарантированно вреден. Поэтому важнейший принцип– «не навреди».

Складывается впечатление, что общество либо специально сталкивается по разным основаниям, либо власть не осознает рисков нагнетания противостояния. Чем выше уровень культуры общества, тем меньше требуется законов и запретов, ибо закон– это подпорка общественной морали: где общественной морали недостаточно, приходится привлекать государственную власть. Культура– это повседневность, ежедневная рутина, а не фото-, видео-, аудио- события в исполнении известных маэстро. Любопытно знать, блюстители морали, возмущенные выставкой с грифом «18+» и принудившие ее закрыть, используют ненормативную лексику в повседневной жизни в общественных местах? Офицеры-то? А поддержавшие их, пресекают столь же рьяно матершинников в общественных местах? Бросают мусор на месте проведения пикника? Или вывозят чужой мусор? Загораживают выходящим из транспорта проход в стремлении побыстрее самим туда впрыгнут и занять свободное сидячее место? Нежничают у всех на виду, подчас демонстративно, или пресекают такие непристойные с позиции общественной морали проявления?

Если сейчас начинают буйно поднимать вопросы морали, важно поставить первейший вопрос– уважение к другому. Он может быть религиозен или настойчиво рвет проявления любых внешних ограничений, разной сексуальной направленности, разного темперамента... но он должен с уважением относиться к взглядам другого и не получать в ответ неоправданных ограничений в своих правах и желаниях. В качестве другого может выступать и групповое мнение: если не принято в данном обществе стрелять из окон во время свадьбы, то не нужно стрелять, даже если очень хочется. Или играть свадьбу там, где стрельба принята. Если не принято в обществе ходить в хиджабе, придется жить так, как принято, или искать другие места, где к хиджабу претензий нет. Но и принуждать человека к определенным групповым формам поведения недопустимо. Если общество светское и организовало закрытую выставку в соответствии с законом, нужно любых воинствующих общественников жестко наказать за моральный и материальный ущерб. Сомневаешься в законности– обращайся в органы власти с жалобой.

Пафос общественных проявлений нужно направлять на повседневные отношения людей. Начнем искоренять повседневные нарушения морали, развивать культуру человеческих отношений, беречь нервы и желания друг друга, предотвращать неоправданные вмешательства в культурное пространство друг друга бранью, мусором, непристойным поведением... И удивительным образом исчезнут сомнительные конфликты, как случилось с выставкой, потому что при наличии взаимного уважения такие конфликты невозможны, потому что демонстрировать невоспитанность станет стыдно– как со стороны абстрактного маэстро, так и со стороны его зрителей. И ограничения в законе нужно ограничивать: чем больше ограничений в законе, тем признается слабее культура общества.

В заголовке я обыграл известное произведение И.Ефремова, в котором он высказал гипотезу, что красота– это подсознательное восприятие эффективности. Это же словосочетание обычно означает тонкое действие, требующее филигранного баланса. А еще лезвием бритвы бывает необратимо портят то, что другие считают важным. Культура, особенно в условиях социальных трансформаций,– очень тонкая материя, которую трудно удержать на высоте и легко свести к пошлой формальности. От культуры драматически зависит эмоциональное качество нашей жизни. Нам очень важно научиться держать баланс. Например, обращаясь к иллюстрации этого поста, как хранителям православных традиций комфортно сосуществовать с теми, кто считает любую религию анахронизмом, вяжущим руки? Полагаю, нужно это делать, уважая чувства другого, а не просто защищая свои.

Ягодки прямой демократии

Разные оценки выборов случайно пересеклись со статьей, ставящей под сомнение количественные оценки жертв сталинского правления. И при оценке голосования, и при оценке количества жертв прибегают одновременно к статистике и к совокупности здравых наблюдений.

В отношении голосования,

• с одной стороны, отсутствие многочисленных жалоб подразумевает честность выборов,
• с другой стороны, оценки Сергея Шпилькина с опорой на теорию о случайных процессах, на основании которой можно предполагать свыше 10% вброс бюллетеней за партию власти.

Принципиально состав партий это не меняет, но сам факт наводит на опасную мысль о бессмысленности народного волеизъявления в такой форме и лукавстве власти в конституционном масштабе.

В отношении Сталина

• широко распространено мнение о сопоставимости числа репрессированных с погибшими во время военных действий 1941/45 гг.
• с другой стороны, автор критической статьи тоже на основании статистики утверждает, что «никаких «десятков миллионов жертв» не было и близко».

По оценкам автора, получается «всего» 3,8 млн.

Сначала о статистике

• В ситуации выборов данные открытые, свежие, обработанные в соответствии с теорией, которая на выборах неоднократно подтверждалась. Для построения представленных графиков требуется квалификация, которой редкий читатель обладает.
• В отношении репрессий оценке подвергаются данные, проверка которых требует времени и компетенций. Важно при этом владеть контекстом того времени и по терминологии, и по правоприменительной практике. Дальше, будучи уверенным в однозначной и полной адекватности данных, можно следить за сравнительно несложной логикой их сопоставления.

Но вывод в бытовой ситуации грустно-одинаковый: читатель должен доверять автору, ибо сам не в состоянии перепроверить. А доверие опирается на соответствие ожиданий читателя выводам автора. Некоторое дополнительное влияние оказывает способ построения текста, восприятие которого зависит от соответствия компетенций читателя авторской логике. Но уровень совпадения ожиданий обычно влияет сильнее: при совпадении я не замечаю недоказанные тезисы, а при несовпадении они ярко бросаются в глаза, что позволяет от выводов автора безболезненно дистанцироваться.

За скобками статистики

• В ситуации выборов, одни ищут подтверждение тому, что проигрыш обусловлен нечестной игрой победителя (даже в случае недостаточности упрека для своей вероятной победы, уличить победителя хоть в чем-то). Другие, довольные результатом, считают, что глупо трясти грязным бельем, если оно ни на что не влияет.
• В ситуации с репрессиями все аналогично. Недовольные негативной оценкой, манипулируя цифрами, хотят сместить оценочные суждения с «ужас-ужас» на «не хуже других» и даже «ничего страшного– все так жили, а некоторые еще хуже». А там и до гордости за успехи недалеко. Кто считает неприемлемым оспаривать ужас репрессий, копание в цифрах воспринимает с недоумением и сравнивать с другими даже не пытается.

Статистика– инструмент. Когда ей пользуются манипулятивно, сразу вспоминается известный слоган про «ложь, гнусную ложь и статистику». На первом месте цель: зачем применили статистику, что хотели выявить и для чего? Особенно актуально это стало сейчас, когда информационные диверсии неотличимы в количестве и качестве от реальной информации. Отсюда и качество анализируемых данных, и результат их обработки не могут быть приняты с безусловной верой. В лучшем случае, это повод для размышлений и внимательного мониторинга сходных сообщений с акцентом на доверие их авторам. Либо для личной проверки с пониманием, что ее результат будет значим только для лично знакомых, которые доверяют.

Про Сталина

Лично мне не очень важно, 10 миллионов загублено или 3,8. Меня может слегка утешить, что в других странах не лучше. Но не очень. Мне намного важнее, что мне лично рассказывали лично мне близкие люди, жившие в это время. Мне этого достаточно, чтобы точно знать– это был геноцид самостоятельных людей в пользу лояльных. Ради этого была построена система, в которой стукачи и лизоблюды жили увереннее и успешнее. Война спасла нас от этой паранойи, потому что пришлось на руководящие места вернуть тех, кто способен сам принимать решения. После войны молох был снова запущен, но всех перемолоть уже не успел.

Теперь мы пожинаем плоды с дефицитом ответственности, гражданского общества и развития. Почему и пугает бум запретительства– новая возможность лояльным подавлять критичных. Про сторожа в голове, который следит за словами, советским людям можно долго не рассказывать. Но напоминать стоит!

Есть ли шанс примирить современных фанатов Сталина с его противниками? Думаю, есть, если развиваться вперед, а не назад. Не Сталин виноват в репрессиях, а наш замечательный народ, ибо он стучал, сажал, отнимал и охранял. Не Сталин. Но такой народ есть везде. Сталин поддерживал условия, в которых именно такие черты оказались востребованы. После известного эксперимента Зимбардо это очевидно. Развивается то, что востребовано.

У нас в стране огромное количество тех, родственники которых так или иначе пострадали от режима. И огромное количество тех, родственники которых все эти прелести реализовывали своим участием. Есть некоторые отрекшиеся от таких родственников, но это жуткая психологическая травма. Большинство находит аргументы для их оправдания или не считает нужным их оправдывать, ибо «так тогда жили». Некоторые готовы считать их заслуживающими почета и уважения.

Истоки различия голосования

Многое зависит от времени. До сих пор все недоумевают, как мог народ величайшей культуры свалиться в нацизм. Но нас больше волнует наше развитие. Думаю, корявая нормативная база, точное исполнение которой невозможно и компенсируется необязательностью исполнения– одна из причин. Совершенно немыслимое для запада отношение жителей России к закону продиктовано довольно жестким барьером между властью и народом– они сами по себе, хотя регулярно делают вид. Народ живет по своим понятиям и старательно любыми путями избегает пересечения со слугами закона, ибо повороты закона никому неведомы. Чаще суд не в пользу туда попавшего. Власть пишет законы так, чтобы любого, кто ей понадобился, можно было за что-то прихватить. Это заставляет всех со всеми «договариваться»– так надежнее, чем по закону. И это не современная «кровавая клика», а так было испокон веку.

Зато и отношения между собой несопоставимо важнее для нас, чем для запада. Потому и ценности общества ставятся выше личных ценностей. Граница немного плавает: на этапе 90-х сместилась ближе к западным личным приоритетам, но не очень далеко, а не фоне современной конфронтации и вала запретительства уходит обратно. Опору для этого ищут в религии, но я не вижу в этом необходимости– это не в религии, а в отношениях людей.

Отсюда и демократия у нас разная– она не может быть одинаковой, ибо отношения между людьми отличаются. Сейчас барьера нет, фильмы разных стран и народов смотрим– на особенно переломных ситуациях хорошо видны различия нашего и их типового/поощряемого поведения. Исходные варианты демократии в Древнем мире с современной классикой тоже явно отличаются. Но западные общества решили, что правильная демократия именно у них и даже убедили в этом многих. Если сегодня под понятием «демократия» считать именно их версию, нас она может устроить только тогда, когда наши отношения между людьми станут такими же.

Вместо тыканья пальцами в «быдло» и «либерастов», посыпания головы пеплом, призывов уехать/выгнать, создавать партии с новыми именами, я бы предложил переоценить результаты выборов на разных участках. Который раз на участках в лучших вузах на первом месте оказывается Яблоко. В целом по Москве и Питеру, которые считают в этом году не затронутыми вбросами (PS. не все так радужно), Яблоко поддержано примерно десятой частью избирателей. А в других регионах и в целом по стране за них единицы.

Если не упираться в кто прав/виноват/как победить, а принять выбор за факт и оценивать отношения людей, то становится очевидно: условия жизни и проблемы у людей в разных местах разные! Отсюда все становится на места: ценности Яблока наиболее близки наиболее продвинутым и самостоятельным вузам, десятой части населения столиц, которые сравнительно легко могут сменить работу. А остальным несопоставимо важнее стабильность, как бы это слово не раздражало творческих поклонников личной свободы и независимости.

Я уже неоднократно упоминал, что в любых общественных волеизъявлениях всегда побеждал консервативный вариант. Вспомните 90-е: сначала большинство за сохранение Союза, а после переворота– за самостийность. Объяснение предельно простое и народное: «не чипай лихо, пока тихо».

Гитлер был демократически избран и очень высокие рейтинги имел бы в народе, если бы их взялся кто-то считать. О смерти Сталина рыдала вся страна за редкими исключениями. Стоит смениться власти, все эти рейтинги очень оперативно смещаются на новые властные структуры, которые обеспечивают стабильные условия жизни. Демократически сносят только неспособных управлять руководителей. Таким оказался самодержец российский в 17-м году. А потом и г-н Керенский. Крови при сносе почти не было– она потом лилась как следствие передела власти.

Представим любой регион. Гораздо важнее, что сказал местный начальник, чем что пишет закон. Почему народ ломится на прямую линию с первыми лицами? Есть надежда достучаться, потому что на месте глухо. Правда, есть риск, что добьют, если «царь» не поддержит. Но по сюжету прямых линий обычно поддерживают. Народ и ломится с любой бытовой ерундой. Стыдно на это смотреть– ведь, значит, система с этой «ерундой» не справляется, раз «царь» должен решать ее,– но жить то людям надо. И что им от ценностей личной свободы?

Это в Москве/Питере можно хлопнуть дверью и зайти в дверь через дорогу. В регионах с работой заметно сложнее. Не нахлопаешься. А если попал в немилость? Плюс местные особенности отношений, которые важнее законов многократно...

Чем хороша ЕР стране? Да, все понятно– там сидят начальники и кто хочет быть начальником. Сколько лет была в этой роли КПСС? Все отработано и всех устраивает. Потому и явка низкая– зачем? И вбросы нужны не столько для победы, сколько чтобы выпендриться и попасть на заметку как успешный руководитель. Нафиг не нужно было иметь в Думе конституционное большинство ЕР. Яблоку и иже с ними потому и дали участвовать, что было ясно– они не противники. А тут такое сверхусердие.

Что делать

Надежд мало, что выкладки из теории Гаусса позволят публично выпороть избыточно усердных местных начальников регионов и наказать начальников избирательных участков, хотя подрыв доверия к выборам системно вреден для страны. Если введут штампование времени при выдаче бюллетеней, особенно с автоматическим подсчетом числа голосов, это усложнит вбросы. На это надеяться можно, ибо любые технические новшества влекут новые бюджетные средства.

Жить надо в реальности и менять ее постепенно, а не кавалеристскими наскоками. Особенно понимая, что большинство в целом все устраивает. А изменения происходят постепенно, по мере созревания общества к новым условиям. Резкие перемены актуальны только тогда, когда происходит разрыв между властью и реальностью в массовом порядке. В остальном ее нужно толкать в нужном направлении. Сейчас доступ к информации намного более прозрачен, чем раньше, поэтому возможностей для информационного воздействия, освещения альтернативных взглядов и подходов больше. Некоторым хочется быстрее. Я даже их понимаю. Я даже солидарен в хотении. Но разговорами, как в 90-е, уже мало кого убедишь– нужна уверенность в способности держать ситуацию под контролем альтернативных сил. А для этого нужно что-то реальное делать. Власть это понимает и не дает возможности что-то альтернативно ей делать. Это реальность, с которой приходится жить.

Для победы на выборах с прямой демократией надежд для альтернативных власти сил мало. И смысла в прямой демократии мало, потому что она заведомо консервативная: за смену курса будут голосовать только в том случае, если власть очевидно проваливается. Я считаю, что многие люди с радостью бы доверили право выбора тому, кого хорошо знают и уважают как более компетентного в политике. Такие выборы могли бы быть более осмысленными и динамичными, если бы можно было обеспечить честное доверие, а не манипуляции голосами. Рассуждал об этом до выборов. А тут наткнулся в ФБ на ролик с мнением Захирджана Кучкарова с похожими сомнениями (в ленте Михаила Зеленфройнда). Но это развитие событий возможно только для такой власти, которая не боится смены.

Партия как чужие штаны

Чем ближе выборы и чаще скандальные истории, тем острее чувствуешь терзания своей беспартийности: что выборы единственный шанс что-то свое внести в политический процесс страны, давно известно. Неизвестно, насколько он шанс («неважно, как голосуют, важно, как считают») и насколько сам этот процесс эффективен и целесообразен для политики.

Да, можно буйно наблюдать на выборах, что заметно усложнит некорректные манипуляции. Да, известно, что «демократия это наихудшая форма правления, за исключением всех других» (Winston S. Churchill: «Democracy is the worst form of government, except for all the others»). Но наблюдательство не может устранить манипуляции с голосами полностью– я наблюдал в 2012 и понял, что при желании нас можно было обмануть. Но безвыходность политической системы – плохой мотиватор. Я, как склонный к перфекционизму, терпеть не могу вынужденные бессмысленные действия: если делать, то со смыслом и с пользой.

Что мне не нравится в партиях?

Что это способ наглядной «цветовой дифференциации штанов»: штамп принадлежности, система «свой-чужой», коллекция поведенческих маркеров в разных символьных представлениях– в виде терминов, изображений, знаковых фамилий, звуковых шаблонов. Подавляющее большинство ни на что другое не реагирует. По какой причине человек оказался в той или иной «партии», вопрос второй. Главное, определить, кто свой, а на кого гавкать или, спокойнее, от кого дистанцироваться. Это справедливо даже для тех, кто называет себя либералами, хотя, по смыслу, они должны быть самыми лояльными к чужому мнению. Видимо, не все: тех, кто стал поводом для таких упреков, оказалось достаточно.

Дальше все желательно закрепить обрядовыми процедурами, чтобы легче было идентифицировать своих. Лучше всего это отработали в организационном прообразе партий– в религиях: там самые ярые поборники церкви редко в состоянии содержательно обсуждать смысл и аргументы, зато идеально знают обрядовую сторону и загрызут по первой команде любого их нарушителя. Вечные войны между разными конфессиями, часто кровавые,– лучшее тому доказательство. Особенно на фоне признания практически всеми, что Бог един.

Виноваты ли руководители правящей партии в целенаправленном использовании административного ресурса на выборах, публикуемых последнее время и ранее? Легко допускаю, что нет. Кто составляет правящую партию? Кто видит в ней ресурс карьерного роста. Обосновано? Конечно! Львиная доля членов КПСС вступала туда именно за этим. Ленин об угрозе притока в правящую партию безыдейных карьеристов писал еще 100 лет назад. Чем сейчас стало лучше? Только хуже: тогда была впечатляющая идея и выше была доля «верующих в идею». Сейчас такая вера уже даже неприлична. Да, и идея партии порождена самой властью для поддержки себя-любимой, о чем честно и открыто нам напоминают из всех рекламных роликов. И в чем их упрекать? Что они хорошо понимают риски и перспективы? Если обеспечит успех своей партии, никто не будет разбираться, как и почему. Если провалит– аналогично. Кто не рискует...

Другие партии лучше? Нет. Они могут быть менее авторитарны, если они немногочисленны, но по мере роста неуклонно падают вероятность быть довольным их политикой и возможность влиять на нее.

Как влияет на развитие общества количество партий?

• Если партия одна, меньше грязи на выборах с очернением других.
• Если партий 2 и они примерно равновелики, то общество штормит меньше всего, ибо разница для простых граждан невелика– идет соревнование между верхушками этих партий. Обеим верхушкам честно наплевать на всех остальных, кроме манипуляций с поголовьем. Текущие выборы в США наглядно показывают, что 2 партии не освободили их от необходимости выбирать «от противного».
• Если их больше 2, то повороты могут быть более заметными при смене правящей партии, но вероятность смены ниже, кроме совсем провальной политики. Если использовать новые технологии информационной «дымовой завесы», когда рядовой гражданин не в состоянии достоверно отличить правду от лжи (особенно, если это полуправда), то подавляющее большинство предпочтет позицию «от добра добра не ищут». Посему всем конкурентам остается только «черный PR». Чем мы и наслаждаемся. Если же партии разумно распределены власть имущими по секторам электоральных предпочтений и между их верхами заключены здравые управленческие соглашения, то видимость политической жизни налицо, а «верблюд идет».

Остается выбор, подыгрывать или язвительно посмотреть сбоку? Или, независимо от симпатий, постараться внести разнообразие в этот политический пасьянс, понимая, что в человеческих отношениях невозможно управлять абсолютно всем? Что когда-то что-то все равно пойдет не так, как планировалось? Значит, внося в расклад сил большую вариативность, приближать момент развития? Тогда нужно понять, кто из альтернативных политических сил самостоятелен, а кто в согласованной игре? А есть ли они вообще, самостоятельные и конструктивные?

Кто агрессивно кричит о «прогнившем режиме» хорош только для тех избирателей, кто готов «прогнивший режим» сносить любой ценой и потом, в случае сноса, поддерживать любой ценой новый. Понимают ли такие избиратели, что для сноса нужны одни компетенции, а для строительства совсем другие? Понимают ли они, что подавляющее большинство готово на снос только в безвыходной ситуации? Помнят ли они, что к власти обычно приходят не те, кто задумывает и делает подобные сносы «любой ценой»? Дай Бог Украине сил и здоровья, но прививку от «любой цены» они России освежили. «Мы за ценой не постоим» и так для нас норма. Только в 20 веке, навскидку, -05, -14, -17, -38, -39, -41, -68, -85, -91, -93... Но и «вагон качать» тоже не все готовы под «лишь бы не было войны».

На всех предыдущих этапах убеждал друзей и знакомых, что попытки изображать из себя политолога– лучший способ помочь манипуляторам-политологам, т.к. именно на эти мотивы они и ориентируются. Альтернатива, исповедуемая мной,– ничего не рассчитывать и голосовать, как душа просит. Помните из 90-х, «голосуйте сердцем»? А если ни к кому не лежит сердце? Дарить тем, кто «строем», «как надо»? Остается метод «от противного»– во всех смыслах этого слова. По мне, чем больше здравых и независимых альтернатив в Думе, тем лучше. Тем вероятнее в будущем «выбор сердцем», а не «от противного».

Есть ли альтернатива?

По мне, в созданной большевиками схеме формирования Советов содержательного смысла больше. Но практика советской власти показала, что и эта схема легко подминается при желании. Смысл там в выдвижении не абстрактных партийных «штанов» в лице персонажа из списка, лично неизвестного избирателю, а конкретного человека, которого избиратель знает и доверяет ему выбор следующего уровня. Но такое делегирование может работать только в случае полной независимости всех участников на всех уровнях. Как только независимость исчезает, исчезает весь эффект доверительности и ответственности. А с ними и демократии представительства, что мы наблюдали много лет.

Мне принцип доверительности представляется более продуктивным и ответственным. В прямой демократии мы неизбежно становимся заложниками консервативного выбора, ибо подавляющее большинство населения биологически консервативно. Но даже отстаивать модернистские позиции продуктивнее против тех консервативных представителей, которые более образованы и подвержены воздействию сложных аргументов. И людям, которые отдают себе отчет, что они не очень разбираются в тонкостях управления, было бы спокойнее делегировать свой голос тем, кому они доверяют.

Риски делегирования понятны: что мешает, например, просто перекупить голос у того, кому выбор безразличен? С другой стороны, в век резкого ускорения всех процессов остается все меньше времени на раскачку. Если придумать надежный механизм ответственного делегирования, партии можно безжалостно распустить– смысла в них не остается. Может, модные blockchain помогут?

PS. Про ягодки после выборов

По школе прозвонил колокол

Это все же случилось– школе конец! Не потому, что сменили министра. Не потому, что очередные скандалы. Не потому, что из элитарной школы выплыли скелеты. А потому, что об этом в незаметном, на первый взгляд, посте ФБ сообщил родитель. Не просто про себя сообщил, а назвал причину решения.

Я хотел бы написать, что я об этом кричу несколько лет: люди, остановитесь, школа устарела, ее нужно в корне менять. Но при этом я утверждал, что школа вечна, независимо от качества обучения, потому что она выполняет важнейшую социальную функцию– камеры хранения детей на время отсутствия родителей. Ну, и попутно их обучая «чему-нибудь и как-нибудь», хотя именно о содержании и форме больше всего ломалось копий.

Все, дорогие мои, приплыли! Руслан Ткаченко, председатель Московского Городского Родительского Комитета, мельком пробежал по всем традиционным функциям института школы и отмел их:

• Раньше школа давала актуальные знания, теперь это не так. Даже для эффективного усвоения школьной программы нужны репетиторы и дополнительные занятия, но много важных ныне знаний школа вообще не дает.
• Раньше школа давала некую социализацию (применительно к советскому обществу), теперь школа точно не готовит ребенка к жизни в обществе, и даже наоборот.
• Раньше вне школы массово дети не могли развиваться и образовываться, сейчас огомное количество проектов и программ, в том числе для родителей, которые намного эффективнее школы.
• Раньше школа была местом общения детей, теперь это место в интернете.

И добивает:

«Лично я, как и многие другие родители, получили вполне читаемое послание: в школе небезопасно... Отдавая детей в школы мы верили, что там ребенок будет в полной безопасности. Надежность и комфорт подкупали нас своей гарантированностью. Случай с 57 школой показал, что в школе нет безопасности. Это такая же клоака, как улица или интернет. В моём восприятии с этим скандалом школа потеряла последний элемент привлекательности, утеряла последний смысл пребывания в ней. »

Можно делать вид, что ничего не произошло. Можно сказать, что история с 57-й уникальна. Это все правда. Но еще большая правда, что это проблема системна. Не сексуальные извращения, а проявившиеся через них более общие проблемы несоответствия потребностей общества и системы образования. Именно в неординарных объектах выявляются ярче всего накапливаемые системные проблемы.

Только вчера обсуждал с Павлом Максименко именно это. Оппонируя моей статье про инфантильность в школе, он спросил, не считаю ли я взрыв грязи в 57-й и существенно менее болезненный на ее фоне скандал с подделкой отметок в Питере началом конца традиционной школы, который мы неоднократно обсуждали? Прорабатывая идеи новой системы образования, изложенные в нашем манифесте, мы спорили, что произойдет раньше: управляемое изменение системы образования или системный крах ее. Он был убежден в неизбежности краха, а я высказывал робкую надежду, что, если долбиться, то, может, люди услышат и начнут что-то менять, не дожидаясь обвала. Но даже в таком пессимистическом споре мы предполагали, что до краха еще пройдет лет 5, а то и 10. И даже вчера я возразил, что питерский журнал– это семечки, а случай с 57-й несистемный в своей уникальности. Хотя, конечно, первыми звоночками их можно рассматривать. А он оказался прав!

Я, ведь, в борьбе с ФБ даже не сразу осознал судьбоносность поста Руслана. Спасибо прокрастинации: прочитал, а не отвлекся на рабочие дела, чаю попил– и только тут пробило на смысл.

Любителям непростых совпадений:

• Руслан не просто родитель, а активный и легитимный выразитель их интересов
• Руслан далеко не либерал– почитайте его критичные посты с весьма консервативных позиций
• 57-я школа уникальна и элитарна, точка концентрации и роста либеральных идей
• к рулю системы образования только что встал человек с довольно консервативными представлениями об образовании.

Это не просто знак– это удар по голове всем пытающимся консервировать школу! Консервировать школу сейчас можно только с условием срочного проектирования новой системы образования, пока не рвануло все остальное. Причем рваться будут сначала нетрадиционные школы. Они уже рвутся– сколько сильных школ осталось без директора, на котором они держались? Но это считали отдельными инцидентами. Москва радостно трубит об успехах в каких-то международных рейтингах на фоне насильно объединенных школ и их уволеных директоров, многоголосого родительского воя, вплоть до забастовок. Про насилие с журналами на этом фоне даже вспоминать смешно.

Кто считает, что нужно удавить вариативность, о которой постоянно твердят либералы и которую я считаю нужным существенно расширять, а не удавливать, пусть вспомнят армию, тюрьмы, монастыри, сексуальные истории которых...

До выборов осталось совсем недолго. После них действия власти покажут реальную их направленность и понимание глубины проблем в образовании.