Тупик офисных приложений

Цифровизация текста является заложником бумажной логики работы. Капиталистическая воронка потребления, когда производитель идет на поводу потребителя, подавляет назревшее цифровое развитие офисных приложений, потому что потребитель не способен мыслить новыми возможностями и новыми задачами цифровой работы с текстом.

Можно в угоду массовому зрителю воспевать Джобса, но любой предприниматель знает, что вокруг гения Джобса утонуло на порядки больше других энтузиастов. За пару лет до появления легендарного iPhone вышла статья какого-то обозревателя, который высказал мысль, что конвергенция компьютера и телефона очевидна. Он проиллюстрировал тезис множеством самых разных вариантов все еще неудачного сочетания их функций! Кто угадает с оптимальным сочетанием, сорвет умопомрачительный куш,– было главной мыслью обзора. За год до появления iPhone на очередной публичной презентации новых продуктов Джобса спросили, почему Apple не выпускает смартфоны? Джобс ответил фантастически изящно: Apple гордится не только тем, что выпускает, но и тем, что не выпускает.

Чем ситуация с офисными приложения кратно хуже этих историй про смартфоны– что конвергенция компьютера и телефона предвкушалась, ее ждали и хотели, хотя и не знали в точности удачный продукт конвергенции. А офисные приложения всех устраивают. За 40 лет к ним привыкли и ничего принципиально нового не ждут, кроме мелких новых фенечек. Даже IT-шники об этом не думают. Кроме штучных яйцеголовых, никто не задумывается о бумажной логике работы этих, казалось бы, мастодонтов цифровой трансформации. Но это не цифровая трансформация– это цифровая мимикрия.

Да, на заре появления цифры максимальное приближение к бумажной логике работы Word Perfect и удачная его автоматизация не зря завоевало Америку– эта логика развития работы с бумажным текстом была абсолютно оправдана. Маркетинговый гений Билла Гейтса подмял триумф многих продуктов, не только офисных– сегодня Word/Excel олицетворяют офисные функции. Но, как и все в империи Microsoft, развитие погрязло в имитации и погоне за прибылью. Идеологически офисные приложения застыли на фазе подмены бумаги цифрой: прибыль и трансформация плохо совместимы. История Джобса наглядно подтверждает, чем чревата трансформация, хотя ему удались и триумфы. На то он и гений. Гении наживы отдают дань уважения Джобсам, гениям трансформации, но сами такой логики развития избегают.

Сейчас в России уникальная ситуация для конкуренции и разработки цифровых приложений, поскольку государство оказывает поддержку текущим разработкам при беспрецедентном давлении на все уровни подведомственных государству структур по переходу на отечественное ПО. При этом все отдают себе отчет в функциональном отставании отечественных решений от привычных иностранных приложений по большинству разработок.

И хотя остается конкуренция между отечественными производителями, никогда ни до, ни после не будет столь уникального шанса на разработку стратегических заделов, которые обеспечат успешную конкуренцию в будущем, когда бизнес-условия станут намного жестче. Если не рисковать и следовать текущим запросам, гарантирована перспектива оставаться в роли догоняющих западные приложения. Если рискнуть, появляется шанс получить фору на отечественном рынке и даже обойти традиционных лидеров, обреченных на поддержку унаследованных решений.

Но у нас обожают KPI. Ключевой показатель– прибыль. Что надежнее для прибыли, довесить пару фенечек, которые уже давно есть в Word/Excel, или попытаться создать новые цифровые принципы работы с документами, к которым потребитель не готов? Его же еще потом надо будет учить и доказывать преимущества новых возможностей работы с документами?!

А какой он, российский потребитель офисных приложений? Главный запрос к разработчикам отечественных офисных пакетов на волне насильственного импортозамещения– чтобы кнопочки в интерфейсе приложений были там же и такие же, как в Microsoft Office. Причем главный заказчик импортозамещения чиновник, которому нужны самые примитивные функции и который наиболее чванлив, чтобы прислушиваться к пропаганде новых возможностей. Кто реально плотно работает с текстом и кто мог бы оценить новые возможности, не определяет массовые заказы. А одиночные гении текста обычно работают со своим локальным офисным пакетом. Даже если они оценят новые возможности, не они определяют спрос, зато могут спокойно обойтись своим ранее установленным приложением, в том числе Microsoft Office.

Тупик? Да. Можно ли из него выбраться? Если появится Джобс или директивная воля, понимающая шанс обойти на крутом повороте тот же Microsoft Office, который вынужден тянуть хвост старых наработок, можно попробовать. В конце концов, Россия всегда делала рывок именно в критических для себя ситуациях. Движение по планам и расписаниям не для нас. Скучно, наверное. Менталитет медведя в спячке. Будем надеяться на весну российских офисных приложений.

Что я вижу в цифровом офисном приложении

Цифровая среда, в отличие от бумажной, многомерна. Любой плоский текст перед нами, на самом деле, как минимум, гипертекст. Информационный взрыв означает, что любой текст неоднозначен и имеет множество подтверждений и возражений, не говоря о том, что он может быть злонамерено или незлонамерено ложен. Значит, в идеале, я должен иметь возможность уточнить любые его положения, не говоря о быстром и удобном доступе к источникам. Это значит, что в основе офисного пакета должен быть не текстовый файл, а, как минимум база данных. Лучше база знаний с движком ИИ для реакции на разные уточняющие запросы.

Тогда и хранить документ логичнее не в иерархической структуре папок, в которой путаются даже педантичные сисадмины, а в логике баз данных с автоматической индексацией на основе лингвистического анализа, что поможет искать документы тоже автоматически по смыслу его содержимого.

Прообразом такой логики работы с документами можно считать системы типа «Консультант» и «Гарант». В этой логике можно было бы ожидать глобального развития библиотечных систем в направлении сетевой интеграции всех типов документов. Однако наблюдается обратная ситуция, когда не торопятся реализовывать в отечественных офисных пакетах даже локальные плагины для автоматического заполнения в тексте библиографических ссылок по разным стандартам типа EndNote, Zotero, Mendeley, ссылаясь на ограниченный круг пользователей, которым это критично.

Локальная работа с цифровым документом должна обеспечивать базовые задачи электронного документооборота, которые сегодня реализуют в больших системах СЭД. При переводе логики работы с документами на простые СУБД (например, типа sqllite) со стандартными интерфейсами взаимодействия с внешними БД, можно было бы органично перераспределить задачи документооборота на уровне документа и на уровне администрирования библиотек документов.

Чтобы логика работы с документами была сквозной, нужны добротные распределенные деревья каталогов. А это перекликается с новой логикой работы по идентификации. Я неоднократно утверждал, что пришедшая с запада идеология защиты идентификация под углом зрения защиты персональных данных ошибочна. Защищать надо персональные операции, чтобы проверка полномочий не производилась путем идентификации. Именно система каталогов могла бы отвязать проверку полномочий от идентификации– и тогда идентификация может быть совершенно открытой и соответствующей традиционной логике гражданской ответственности.

Но ключевым в реально цифровом приложении по работе с документами я вижу жесткое, но ненавязчивое структурирование. Форму и содержание связывает структура текста. Носитель смысла может не осознавать структуры своей информации, но он ее чувствует. Инструментарий приложения должен подталкивать носителя информации к структурному построению текста. Тогда и получателю текста будет легче понять передаваемый ему смысл. Главный вызов– как сделать такой инструментарий удобным и ненавязчивым. Неплохим прообразом такого интерфейса можно считать офисный пакет Apple– они предлагают пользователю изначально структурированные образцы текста, в которых нужно заполнять трафаретные поля своим содержанием.

При подготовке документа в грамотно структурированном формате появляется уникальная возможность представлять один и тот же контент в разных внешних формах: смысл хранится в давно известном, но не получившем достойного уровня развития формате xml, а внешние представление в формате xslt. Сам по себе формат xml используется, но его ресурс описания структуры недоиспользован. Зато открывается непривычная пока возможность хранить и рассылать разные внешние представления единого содержания. В той же логике можно обеспечить выдержки из основного текста, цитирование со стандартными форматами ссылок, протоколы доработок...

Структурированный текст удобно хранить в формате баз данных с автоматической конвертацией в отчуждаемый формат xml. Отслеживая даты, время и авторство, такой формат хранения делает логику работы с информацией существенно точнее и гибче, чем в виде плоских изолированных текстовых файлов.

Иначе может заиграть в такой логике работы задача включения в документы списков. Списки органичны для обработки базами данных. Если движком обработки документов станут базы данных, в стабильные описательные части документа намного удобнее будет интегрировать динамичные списки, работа с ними становится гораздо комфортнее. Простые и привычные для баз данных задачи сортировки станут применимы для текстовых документов. Появится возможность динамичного подключения к текстам внешних баз данных, интеграции данных из разных источников, столь привычная для руководящих рассылок.

Все варианты развития документооборота при такой трансформации из плоских текстов в многомерные, на основе уже привычной логики баз данных, с подключением систем ИИ, даже сложно предугадать– это новый мир, который пока неизвестен и поэтому не востребован. Найдутся ли Джобсы в России, кто рискнет сорвать куш новых пока неизвестных потребностей? Нашлись бы энтузиасты их поддержать в столь продуктивной и полезной инициативе в случае неудачи?

Таинство «за» и «против»

Чудо успевших повзрослеть в СССР недоступно другим. Даже рожденные в СССР, но повзрослевшие после, живут уже в другой реальности. Самый удивительный вопрос – как может единая для всех живущих наблюдаемая реальность породить столь ожесточенные «за» и «против»?

Возьмем более узко – про советскую школу. Дискуссии выпускников условной «советской школы» отражают диапазон между полюсами

• «образец для подражания, к которому надо вернуться»
• «устаревшая модель индустриальной логики тиражирования знаний».

Речь об «условной школе», хотя учились все в конкретной школе, потому что все школы жили по единым правилам и по единой программе (с небольшими вариациями в нескольких профильных спецшколах). То есть, совсем одинаковыми школы не были, но понятие «единое образовательное пространство» под шапкой «советская школа» было.

Выскажу гипотезу, что основа разногласий лежит в типизации школы конкретным выпускником– как он воспринимает свою школу (и/или учителя): как типичного представителя «советской школы» или как нетипичного, отличающегося.

Можно взять по 3 опорных условия позитивного восприятия своей школы:

• для фанатов «советской школы»:

  • личная удовлетворенность школой при ностальгии детства
  • успешная конкуренция страны в мировой геополитике (включая индустриализацию, победу в ВОВ и социальные достижения)
  • концентрация на достижениях советского общества, слепота на негативные проявления или терпимость к ним

• для критиков «советской школы»:

  • удовлетворенность своей школой (учителем), воспринимаемая как контраст на фоне других школ
  • неудовлетворенность другими школами (учителями) как более типичными
  • критичное отношение к негативным явлениям советского образа жизни

При таком угле зрения на дискуссию речь фактически идет о том, типична ли личная удовлетворенность школой как институтом «советской школы»? Да, и сама удовлетворенность подвергается испытанию на память: она вытеснила все негативное и предается радостной ностальгии детства или признает оправданность политики коммунистической партии и советского правительства о необходимости школьной реформы?

О проблемах Брежнев начинал говорить еще в 1976 году на 25 съезде КПСС, а реформу в 1984 году объявил Лигачев на Пленуме ЦК КПСС. В том числе, именно тогда очень шумно обсуждали проблемы выпускных экзаменов и особенно вступительных, мечтали о прозрачном и независимом сквозном экзамене. Обсуждали его немыслимо долго. Смогли бы быстро– глядишь, совсем бы иначе его воспринимали сейчас. «Ложка хороша к обеду».

Негативное отношение к своей школе, на мой взгляд, менее значимо для анализа, поскольку в этом случае не о чем спорить – все плохо:

• если свою неудачную школу считать нетипичной, то это просто невезуха со школой
• если считать свою школу типичным представителем, то нет предмета спора.

Против негативного опыта есть только одно возражение в споре о «советской школе» в целом как институте - переубедить в типичности неудачной школы ссылками на личный удачный опыт оппонента, чтобы свести суть недовольства к невезухе, т.е. к первому варианту.

Лично я прошел 4 совсем разные школы:

• 1-й класс я отучился в прекрасной школе при Гнесинке (музыка, хор в сетке расписания)
• со 2-го по 7-й в типовой школе спального района Царицино (далеко было возить в Гнесинку)
• 8 математический класс в типовой школе Москворечья рядом с МИФИ
• 9-10 физический класс одной из лучших физмат-школ в центре Москвы.

Для меня последняя школа воспринимается как откровенно нетипичная и даже антагонистичная «советской школе», особенно после нескольких волн развала прекрасных физмат-школ. Под развал попала и наша школа, и многие наши конкуренты по школьным олимпиадам разного уровня. Мы потом радостно встречались с теми же ребятами-конкурентами на студенческих олимпиадах.

Многочисленные примеры уникальных спецклассов в обычных школах жестко завязаны на уникальных учителей, что доказано плачевной судьбой: спецкласс загибался сразу же, когда эти учителя уходили. А уход происходил не только по бытовым причинам, часто по идеологическим, ибо нефиг выпендриваться– у нас «единое образовательное пространство».

Старое отношение к новой школе

Отношение к школе как институту общих правил взросления осложняется собственническим потребительским отношением. Школа– институт приспособления к жизни. Но она еще и воплощение ностальгии родителя по собственному детству, наложенной на отношение к своему ребенку как клону себя. И ладно бы родитель сам реализовывал школьные задачи подготовки ребенка к современной жизни. Так нет – он традиционно перекладывает ответственность на школу.

И если в «советской школе» родитель не вмешивался в педагогический процесс, кроме форс-мажорных ситуаций, то сегодня он считает себя в праве выступать с позиции «сделайте мне красиво». При этом большинство плохо представляет себе реальные проблемы современного образования, не соотносит их с изменениями условий обучения, не видит ничего, кроме балла ЕГЭ. Мир вокруг стремительно меняется, а терять школу как островок стабильности страшно. Проще выступить консервативным клиентом и потребовать прошложизненную модель школы, забыв в подсознательной заботе о своем спокойствии о турбулентностях, в которых придется жить ребенку.

Почему хотят прошложизненную модель школы учителя, мне понятно– это им проще и удобнее. Учительские ритмы жизни очень жесткие, кроме каникул, а любые изменения и тем более реакция на индивидуальные потребности требуют дополнительных и существенных усилий. Почему родители устраивают бег в мешках на голове, чуть менее понятно, ибо они, вроде, с позиции заказчика должны (бы) выступать, – но им тоже так проще. Вот так и сошлись на ложной и тупиковой постановке задачи и учителя, и родители, и чиновники.

Благо, тем, кто осознает вызовы и занимает активную позицию, есть возможность выйти из этого замкнутого круга– это и учителя, и родители. Некоторые чиновники тоже, но они оказываются подмяты обратным ходом маятника ретроозабоченных – против ветра чиновникам сложно идти, а редкие резкие контрпримеры отбивают охоту спорить. Поэтому альтернативные модели живут преимущественно вне государственных школ. Впрочем, и там потихоньку поджимают краники свободы самовыражения правилами централизованного регулирования образования.

Одно обнадеживает– в редких целеобразующих фразах президента ценности современного активного образования просматриваются. Насколько они станут опорой против шумно летящего назад маятника, жизнь покажет.

Куб потребностей Бабы-Яги

Последнее время часто натыкаюсь на упоминания «теории самодетерминации» – self-determination theory (SDT), авторы которой Ryan и Deci с примыкающими авторами разных ветвей ее развития.

На первом просмотре SDT меня не очень воодушевила. Но по мере роста числа упоминаний со все большим пиететом, в том числе серьезных авторов, решил вернуться и посмотреть повнимательнее. И снова не воодушевился, но теперь решил еще и публично поворчать.

О терминологии

Начну с русскоязычной интерпретации названия. К сожалению, перенос на русскую почву очередного англоязычного творения происходит в уже привычной схеме пропаганды энтузиастами ленивой кальки с чужого языка без учета родного языка. Кальку делают либо фонетически, либо прямым переводом. И при этом не обращают внимания на восприятие слова из культуры русского языка – его привычных корней, устоявшихся смыслов, игнорируя особенности подсознательного восприятия слов людьми русской культуры, находясь под магией английского восприятия текста.

Determination (детерминация)— это определение. Но на английском первична глагольная сущность. Если вникнуть в текст описания SDT, авторы под «самодетерминацией» понимают, чем и как определяется поведение человека. Собственно, сама эта теория декларирует себя как теорию мотивации.

А на русском языке «самоопределение» воспринимается как «кто я, где я, с кем я» — описательно-созерцательная мода. Именно поэтому нельзя перевести SDT как «теория самоопределения». Но «самодетерминация» вообще ни с чем в языке не увязывается— болтается как очередной сорванный с западной клумбы цветок в русской проруби. Зато звучит импортно и умно. А каждому участнику обсуждения с потугами осознанности нужно ярлык в памяти прицепить, что надпись на клетке с этим зверем не «самоопределение», а нечто связанное с «мотивацией», но лидеры переноса задали моду говорить «самодетерминация». Вот и терпите теперь.

О базовых потребностях

Логика этой теории опирается на базовые потребности. Авторы определяют три таковых: компетентность, автономность, связность (competence, autonomy, relatedness). Антиподы «автономность/связность» понятны, логичны и вполне удачны. Но каким образом компетентность оказывается рядоположна автономности и связности? По мне, в той же логике оси (или вилки) гораздо важнее базовая аналогичная по значимости вилка между стремлениями к стабильности и к приключениям. А, вот, потребность в наращивании компетентности возникает, дабы приблизить другое логичное понятие в этой теории – благополучие (well-being).

При замене «компетенции» из SDT на вторую ось «стабильность/изменчивость» получился «крест Риманна-Томанна», как выяснилось позже из комментариев моих коллег под публикацией модели в VK.

Справа моя версия «креста», идентичная по смыслу осей с моделью Риманна-Томанна, но поверх с облаком индивидуальных целей поиска благополучия и наработки компетенций ради него.

Дальнейшие размышления привели к необходимости еще одной важной вилки потребностей, без которой говорить о мотивации невозможно – ось ответственности. Кто-то стремится к субъектной позиции – для него характерна ориентация на внутреннюю ответственность как неотъемлемая плата за свободу выбора. А для большинства, согласно Фромму, характерно «бегство от свободы», – им присуща ориентация на внешнюю ответственность.

И тогда получается 3-мерное пространство потребностей (титульная картинка).

Начало координат указано условно, для наглядности, нет в этих ориентирах больше/меньше, лучше/хуже. Такая модель потребностей радикально меняет всю логику анализа.

Самая интересная схема в SDT, на мой вкус, – о типологии/регуляции (cхема из статьи 2000-го года).

Крайние позиции на этой схеме, по-моему, вырождены и имеют смысл только для отражения целостной логики модели:

• левая слишком роботизирована для жизни,
• правая слишком инфантильна (капризный ребенок).

Осмысленными с практической точки зрения являются, на мой взгляд, только средние 4 (пронумерованы мною поверх схемы).

Вместо моей «ответственности» на схеме просматривается «Perceived Locus of Causality» (Локус причинности). Может, это для них то же самое? Но терминологически лучше «ответственность».

Еще один терминологический дискурс – про внутреннюю и внешнюю мотивацию. В логике теории деятельности А.Н.Леонтьева мотивация не может быть внешней. Внешними являются условия для деятельности, выбор которой зависит от внутренней мотивации в данных условиях. По смыслу описания в SDT это просматривается, но принята именно эта терминология, что совсем не нравится.

В логике моей модели потребностей пронумерованные 4 варианта «внешней мотивации» могут разложиться примерно так:

Ось динамики здесь не отражена, поскольку не учтена. Если же учесть все три оси, можно примерно так построить типологию:

Для контролируемой модели поведения динамика, вероятно, не важна

В логике активной фазы импортозамещения, защиты российского суверенитета и дня Бабы-Яги, который с 2013 года отмечают в конце июня, обнаружил любопытную особенность: Баба-Яга ворчлива и довольно агрессивна, вплоть до каннибализма, но частенько помогает героям сказок. Кому?

Герой Бабы-Яги тот, кто по этой 3-мерной схеме имеет редкое сочетание:

• занимает активную позицию с зашкаливающей внутренней ответственностью,
• предельно готов к любым и самым неожиданным приключениям,
• не ради своих личных интересов, т.е. ориентирован на социальную связность.