17 апр. 2019 г.

МинЭк: «ЭЖ не гос/мун услуга»

Про статус госуслуги «Предоставление информации о текущей успеваемости учащегося, ведение электронного дневника и электронного журнала успеваемости».

Цепочка обращений с нежным футболом от МинЦифра через МинФин к МинЭк привела к очень обтекаемому ответу, в котором, однако, есть достаточно четкие формулировки. На иллюстрации я оставил только ключевые абзацы-фразы. Весь ответ размещен на сайте Лиги образования.

Фактически, в МинЭк подтвердили тезисы, которые я излагал еще в 2016 году. Единственно, стало яснее, что услуги делятся между органами власти и госучреждениями: 210-ФЗ относится к одним, а распоряжения Правительства к другим. Названия длинные и похожие– я тогда эти отличия не развел по разным нормам.

Итак, данная услуга относится не к полномочиям власти, а к школе как госучреждению. 210-ФЗ регулирует услуги органов власти. Значит, информационная система органа власти, обеспечивающая ведение ЭЖ/ЭД, не является государственной информационной системой и не может диктовать школе обязанность ее использования. Предлагать– пожалуйста, как возможная опция. Диктовать– нет. Причем, в ответе указано, что услуга оказывается «по запросам заявителей»! Нет запроса заявителей– нет оснований для осуществления государственной услуги.

Услуги, которые должны оказывать школы как госучреждения в электронном виде, упомянуты в Распоряжениях Правительства Российской Федерации от 17.12.2009 N 1993-р и от 25.04.2011 N 729-р «Перечень услуг, оказываемых государственными и муниципальными учреждениями...». Значит, сами школы решают, как их оказывать.

Скользкость ответа в том, что все услуги, которые должны оказываться в электронном виде, должны быть в реестрах, но данной услуги там нет, хотя и отмены старых распоряжений нет. Таким образом, ответ на мой прямой вопрос о статусе услуги деликатно обойден подробным разъяснением действующего законодательства.

Строго говоря, этого достаточно для вывода, что на законных основаниях нельзя заставить школы вести подобные системы против их желания. Однако мы все прекрасно знаем, что директор не пойдет против учредителя по такому поводу. Грустно, товарищи. Или господа. Кому как нравится, все равно грустно.

15 апр. 2019 г.

Компетенция как революция

В рамках конференции «Смешанное обучение 2019» в Новой школе 13 апреля удалось собрать группу сильных экспертов, чтобы обсудить тему компетенций. К моему удивлению, желающих послушать набрался целый класс. Некоторые, правда, не выдержали и ушли, но большинство осталось, причем были включены в контекст.

А контекст непростой– я давно «качаю» эту тему против уже устоявшегося потока. При этом ощущаю поддержку: есть согласные с моими сомнениями в осмысленности и оправданности «компетентностной риторики». Но и противников моего предложения переосмыслить терминологию много: она прижилась, штампы закрепились, выучены и используются на автомате. Зачем снова «раскачивать лодку»? Ведь, тогда придется снова переучиваться.

Ключевой текст, от которого отталкиваюсь я,– статья на сайте «Учительской газеты» «ЗУН2 против компетенций» . В нем и ключевые тезисы моей критики, и ссылки на смежные тексты. Хотелось столкнуть их с мнением сильных и известных экспертов в прямом полилоге.

  • Модерировать дискуссию взялся Павел Максименко, научный руководитель Образовательного клуба «Эврика», директор департамента Новые облачные технологии, которого тема компетенций интересует преимущественно как филолога. Именно он навел меня на ряд тезисов, которые использованы в статье.
  • В школьном образовании компетентностная терминология вводилась при участии Сергея Заир-Бека, сегодня ведущего эксперта ВШЭ, поэтому его мнение было весомым с угла зрения школьного образования.
  • В высшем образовании и в сфере управления кадрами (или, как стало принято последнее время HR) одним из первых логику компетенций осваивал Тахир Базаров. Он как научный руководитель «школы HR» на базе Института Практической Психологии ВШЭ и как профессор МГУ им.М.В.Ломоносова мог на самом высоком научном и практическом уровне представлять угол зрения высшего образования и HR.
  • Сергей Кузнецов как руководитель проектов ЭКОПСИ Консалтинг, одного из ведущих консалтинговых агентств в области HR, представлял предельно практичный угол зрения «боевых HR».
  • Игорь Барышев как научный сотрудник МГУ им.М.В.Ломоносова представлял философский угол зрения, рассматривая компетенции с социального, юридического и политического ракурса. Его провокационно-критический подход для столь спорной проблематики оказался весьма полезным. Хотя и небесспорным.

Полностью обсуждение можно посмотреть на YouTube, но звук неровный– (после 2 часов от начала).

Хочу вынести концентрат обсуждения– важные для себя тезисы со встречи и мысли от продолжения дискуссии после.

Тахир Базаров обозначил старт темы для себя в 90-е годы как осознание и локализацию Competency Model: как поиск соответствия запросов бизнеса и способности соискателя. Это понимание четко соответствует семантике английского слова competency. Точка соответствия важна для всех углов треугольника «бизнес-вуз-работник/студент».

  • Бизнес говорит на языке компетенций.
  • Вуз живет в логике квалификаций, ибо именно они являются измерителем успешности подготовки.
  • Студента волнует собственная компетентность– способность решать разные задачи от успешной квалификации до соответствия компетенциям.

Сергей Кузнецов постоянно переходил с терминологии компетенций на ЗУН. Ему компетенции нужны как конверт, в который кладут все необходимое для оценки соответствия работника бизнес-задачам. Но при проверке соответствия конверт уже не нужен, а нужно проверять по отдельности каждую составляющую. Для практики достаточно ЗУН, хотя в умных статьях туда добавляют еще всякую всячину. Эта достаточность неудивительна, ибо ЗУН почти точная калька с американской модели KSA, которая до сих пор в ходу. При углублении дискуссии он даже сказал, что может обойтись без понятия компетенций без ущерба для дела, хотя не видит в этом смысла, ибо для HR это понятие уже привычно и знакомо.

Сергей Заир-Бек обратил внимание на то, что понятие компетенций в школьном образовании призвано обратить внимание на недостаточность модели ЗУН в современных условиях. Ориентация «компетентностного подхода» на практическую значимость, на формирование результативности получаемых знаний в противовес традиционному информационному акценту. Кроме того, тема метакомпетенций, формирование универсальных «компетенций» в условиях динамики и непредсказуемости развития становятся важным фактором современной образовательной политики и требует адекватной терминологии.

Игорь Барышев высказал соображение о политической ангажированности компетентностной риторики, способе перетянуть одеяло законодательства мод на себя и намеренной туманности компетентностной терминологии. Однако он считает эту ситуацию позитивной для сферы образования, ибо позволяет каждому активному субъекту при соблюдении общих правил игры ловить свою рыбку. Никакой другой специфической ценности в компетенциях он не видит. Цитата Чехова в приложении к компетентностной риторике не могла оставить никого равнодушным: «Они хочут свою образованность показать и всегда говорят о непонятном».

Павел Максименко постоянно под разными углами ставил вопрос об осмыслености и оправданности применения компетентностной терминологии, но внятного ответа не было.

Компетенция и революция

Уже после публичного обсуждения между нами всплыла аналогия с «переворот/революция». Смысл слов идентичный, но эмоциональный окрас совершенно разный именно из-за заграничности одного и скандальности другого.

В компетентностной риторике есть устоявшиеся с 18 века смыслы, которые ни у кого не вызывают сомнений, и новые, с середины-конца 20 века:

  • В традиции, компетенции как полномочия и компетентность как грамотность, соответствие работника задаче.
  • В новых смыслах, компетенции используют вместо английской пары skills/competence, хотя есть русский эквивалент «умения/навыки».

Но об эквиваленте можно говорить, если забыть о редукции понятий «знания», «умения», «навыки» относительно исходных смыслов, которые тренированы глубоко внедренной в образование моделью ЗУН. В исходном смысле оба слова из каждой пары почти синонимичны друг другу, но имеют смысловой оттенок, который тоже идентичен между competence и навык: оба подразумевают наличие опыта применения умений.

Почему «компетенции» как калька competence вошла в школу, Заир-Бек хорошо объяснил– в противопоставление ЗУН. Но это актуально, пока идет борьба за новые подходы. Сегодня каждая Марьванна знает, что нужно формировать компетенции, а не ЗУН, что ЗУН–атавизм. ЗУН можно тоже развивать, но для начала– а потом обязательно выходить на компетенции.

Все бы ничего, но сравним слова.

  • В слове «революция» никаких сложных смыслов нет, фонетика сравнительно простая, словообразование в русской грамматике прозрачное. Его политическая ангажированность очевидна.
  • «Компетенция» противоположна по удобствам– скорее неудобствам. Масса разных тонких смыслов и оттенков на разные соответствия. Тяжелая фонетика. С грамматикой не сложно, но, при отсутствии простого смысла даже в исходной форме, использование более сложных форм практически бессмысленно. Конечно, кроме представительских целей и наукообразных презентаций ее носителя. Политический смысл– противопоставление ЗУН– потерян с полной и окончательной победой над ЗУН.

Победе компетенций над ЗУН способствовало то, что модель ЗУН тоже была далека от идеала «притянутостью за уши» редукцией базовых слов (это ж выучить было нужно и не спутать при ответах). Однако многие теперь забыли об искусственности модели ЗУН на фоне туманности компетенций и ностальгируют по ним.

В итоге. IMHO

Остаюсь при своем мнении. Раз в HR смыслы и контексты «компетенций» прозрачны, привычны и удобны, пусть говорят. Раз в образовании «компетенции» плохо приживаются, вызывают путаницу смыслов, уже победили старые ЗУН и не несут смысла противопоставления, от них стоит постепенно отказаться.

Мое предложение– переобозначить ЗУН в традиционных смыслах русских слов, чтобы знания были полноценным отражением картины мира, а умения/навыки были адекватны тем же компетенциям.

Модный и важный «компентностный подход» означает, что в итоге нужно что-то конкретное уметь. Такой подход подразумевает простую практическую ориентацию образовательного процесса в противовес чисто академическому освоению учебника– знание нужно для чего-то, чтобы его применимость была не абстратна, а конкретна, чтобы в процессе освоения знания формировались конкретные полезные умения/навыки из сферы изучения. В английских текстах при описании этого подхода даже используют слово mastery– мастерство как цель или часть процесса. Достаточно было использовать чистую русскую речь, чтобы все смыслы стали прозрачны.

Кроме того, не стоит «компентностный подход» превращать в панацею. Он важен и нужен для прикладного обучения, когда выпускник озабочен своей ликвидностью на рынке труда. Таких, безусловно, большинство. Но есть еще и наука, которая не про компетенции, а про картину мира. Ценности образования органично вливаются в ценности науки. Собственно, наука и есть высшая форма образования. Значит, для интересующихся наукой компентностный подход может оказаться далеко не оптимальным.

Что же касается «метакомпетенций», прежде всего «когнитивных» в свете модного слогана «учить учиться», то их умные списки важнее для учителей-составителей, чем для учеников. Причем не учителей-читателей! Это важно только для тех, кто их составлял, и только тем, что учитель задумался над тем, чему он учит. Именно поэтому число этих списков бесконечно в разнообразии, а что на слуху только некоторые их них– это маркетинговое достижение, а не когнитивное. Метанавыки или, кому больше нравится, метакомпетенции формируются сами собой в процессе соответствующей деятельности. Строго в логике английского слова competence и русских навыков, не глядя ни одним глазком на эти расфуфыренные списки.

Чтобы научиться учиться, надо просто учиться. Чему угодно. Чтобы научиться бегать, нужно бегать. Чтобы научиться строить, нужно строить. Но учиться (learning), а не просто сидеть на уроках. Этот смысл был полезен у ныне модного слогана только в момент зарождения. Став модным слоганом, он потерял содержательный смысл.

А специалисты по HR будут проверять соответствие (competent) соискателя своему бизнес-запросу. Для них компетенции– это условия соответствия. Что попадет в эти условия в будущем, никто не знает. Особенно, в условиях стремительных изменений современного мира. Обсуждать это можно и нужно, но называть компетенциями будущего имеет смысл только с позиции HR-визионера. Задача образования– картина мира. А если и говорить о подготовке к рынку труда, то предметно, а не размахивая руками про никому не известное будущее.

Моя гипотеза– сфера образования в будущем поглотит бизнес HR, оставаясь предельно конкретным и нужным своим ученикам/студентам.

1 апр. 2019 г.

ЭКО для ИТ

Несмотря на модность термина «экосистема», с пониманием ее отличия от привычной «платформы» пока туго. Любим мы красивые слова, а смыслы блуждают. Не могу претендовать на истину, но решил поделиться своим представлением, поскольку в обсуждении на facebook пошли вопросы и мое мнение кому-то показалось нужным.

После монолитных программных продуктов востребованная рынком гибкость породила платформы. Развитие в ИТ идет быстро, конкурировать по всем фронтам сложно. Если платформа востребована, у нее много пользователей, есть шанс нарастить функциональность, привлекая сторонних разработчиков. Для этого можно разработать библиотеку функций (API), обращение к которым позволяет использовать некоторые внутренние сущности платформы, и дать к ним доступ сторонним разработчикам.

Вроде, все привлекательно:

  • доступ под контролем (кого хочу, того пускаю), причем можно за право доступа назначить плату;
  • функциональность растет, причем без внутренних издержек;
  • никакого риска конкуренции, даже наоборот.

Но привлекательность платформы является ключевым фактором привлечения внешних разработчиков– еще неизвестно, кто кому должен платить. Разработчик должен либо полностью довериться платформе и жить только под ней, либо адаптировать свой продукт под разные среды. Не каждый разработчик готов полностью удовлетвориться одной платформой либо разрываться для поддержания продукта одновременно во всех средах. Функциональность API должна развиваться, а менять библиотеки и одновременно развивать функциональность основного продукта платформы непросто. Чем быстрее развитие ИТ, тем менее отвечает платформа задачам развития и конкурентности.

Ответом на увеличение скорости ИТ-разработок и ужесточение конкуренции стали экосистемы. Само слово родом из экологии, биологии– означает существующую и гибко развивающуюся совокупность живых и неживых сущностей. Принципиально важным признаком экосистемы является ее открытость. Каждый ее элемент участвует в естественном отборе: может выжить сам, выжить другого, или съесть, может войти во взаимовыгодные отношения, симбиоз, может уйти, может прийти...

Логично предположить, что, позаимствовав понятие из экологии, сфера ИТ хочет отразить специфические смыслы понятия «экосистема» в проекции на ИТ. Платформа– закрытая система, открываемая дозировано ее владельцем и требующая для существования на ней соблюдения правил написания кода и постоянной адаптации к развиваемой библиотеке. Единственным смыслом привнесения в ИТ понятия «экосистема» я вижу противопоставление ее платформе. Экосистема– открытая система. В чем может быть ее открытость для ИТ?

Главным фактором открытости в ИТ является отсутствие необходимости писать код с оглядкой на внешние требования. Каждый пишет свою программную систему так, как считает нужным. Чтобы вступить в экосистему, достаточно соблюсти правила информационного взаимодействия– протоколы обмена. Никто не разрешает и не запрещает в нее вступать. Чтобы начать взаимодействие, достаточно ознакомиться с протоколами, которые открыто опубликованы. Если работа по протоколам отлажена, программный продукт вступает в экосистему аналогично живым системам в экологии.

Одним из не самых удачных, но наглядных примеров может служить платформенная экосистема, как бы не странно это звучало: «экосистема Apple», «экосистема Windows» и т.п. Открытость этих систем ограничена возможностями соответствующих платформ (и в этом неудачность примера), а открытость в том, что никто не запрещает в нее входить. Протоколами являются все возможности платформ по написанию программного кода– они настолько широки, насколько может позволить соответствующая операционная система, являющаяся платформой.

Правда, стоит дополнительно отметить, что Apple/Windows как «платформа» имеет несколько иной смысл, чем платформа как информационная система. Слова одинаковые, а смыслы несколько отличные. Все же в данном примере правильнее называть Apple/Windows/Linux/Android операционными системами, которые изначально создаются максимально открытыми, хотя их уровень открытости тоже разный. Программный продукт изначально закрыт. Чтобы его открыть, нужно это делать специально.

Более удачным примером могут служить интернет-сервисы, которые не ограничены практически ничем: опубликован протокол, живущий на любой операционной системе– и работай в свое удовольствие. Именно поэтому из семейства интернет-сервисов вытесняются такие протоколы, которые ограничивают возможности подключения. Например, популярный в свое время протокол Flash. Он был подконтролен конкретной компании (значит, она могла в любое время запретить любому внешнему сервису его использование) и успешно работал только на Windows.

Поскольку понятие «платформа» имеет тенденцию разрастаться, такие сервисы тоже начали называть платформами. Какой сервис уместно называть платформой, а какой нет, вопрос тонкий– развивать его здесь я не готов. Понятие расползается, как многие понятия во многих сферах вслед за модой на эффектные названия. Если открывают интерфейсы для доступа сторонним разработчикам, их называют открытыми платформами– open platform.

В этих условиях граница различения между платформами и экосистемами стирается. Поэтому и появился этот текст. Замыливание понятий при заимствовании их из других сфер сегодня происходит повсеместно. Я считаю важным удержание грани между разными терминами, чтобы смысл не терялся:

  • Экосистема– это открытость, множественость, гибкость, даже при наличии неких логических стержней, которые ее формируют
  • Платформа– это доминирование, патернализм, даже когда она открытая.

Почему слово «платформа» расширяет сферы покрытия, а «экосистема» используется редко?

  • Платформа– нечто основательное, звучит более убедительно даже на уровне подсознательного восприятия.
  • Экосистема– нечто нарастающее само, если приживается.

А нарастает экосистема практически везде: в болоте, в озере, в море, в океане, даже около глубоководных серных вулканов, где нет кислорода. И везде разная. Вполне органично строить платформу, на которой нарастет своя экосистема. Богатая или бедная, неважно– какая-то нарастет.

Ключевой вопрос– зачем? Платформу строить зачем?

  • Доить, что нарастет, или создать условия для нарастания того, что хочется?
  • Машина для сбора, что бог пошлет, или машина для выращивания того, что сам решил выращивать?
  • Или для отмывания того, что нарастет, как неизбежность мойки?

Когда строят платформу, хотят или не хотят, на первом месте платформа.

Когда строят экосистему, думают о создании условий именно для нее: платформа это или зонтик, определяется предположениями о потребностях желательной экосистемы.

Для иллюстрации платформенного и экосистемного подхода покажу модели внедрения модных электронных журналов (ЭЖ) и дневников (ЭД).

В большинстве регионов внедрены волевым решением учредителя региональные информационные системы, в которых реализованы функции журналов и дневников. Законность и прочие сомнительные аспекты обсуждать не буду– кому интересно, можете покопаться в моем блоге по ключевому слову и/или на сайте проекта РУЖЭЛЬ. Я этому уделил в свое время большое внимание.

В качестве таких региональных систем используются:

  • откровенные платформы,
  • монолитные сервисы-платформы,
  • совокупности сервисов, которые могли бы быть экосистемами для самых разных ЭЖ/ЭД, но волевым решением учредителя тоже ведут себя как платформы.

Чем отличается «откровенная платформа» от «сервиса-платформы»?

  • Первое является программным продуктом, написанным как код в определенной операционной системе, для использования которого сторонними разработчиками нужно обращаться к библиотеке в той же программной среде. Все строго, как написано выше.
  • Сервис тоже программный код, web-приложение для работы через стандартные интернет-сервисы. С внешним миром он обменивается по открытым стандартным протоколам. Если бы в него заложили возможность брать данные или вносить из внешних систем, он мог бы стать основой экосистемы. Но этого не стали делать.

Чем отличается одинокий сервис от совокупности сервисов?

Совокупность уже взаимодействует между собой, т.е. в них уже заложены возможности обмена данными. Если их открыть для внешних систем, появилась бы возможность встроиться в общую работу новым информационным системам. В частности, можно было бы разработчикам альтернативных ЭЖ доработать их для работы по этим протоколам– и возникла бы экосистема, в которой каждая школа могла бы реализовать свое право на выбор того ЭЖ, который ей удобнее. Платформу и монолитный сервис под эту задачу адаптировать сложнее.

Я знаю регион, где такую экосистему можно было бы сделать одним росчерком пера: «разрешаю». Я в шоке, но... все «как всегда».

Почему же даже при наличии возможности создать экосистему этого не делают?

Для разработчика, которому удалось захватить регион, спокойнее не допускать конкурента к кормушке. Для чиновника, даже исключая весьма вероятные коррупционные схемы, важнее простой и надежный способ поставить «галочку» о выполнении, чем совершенствовать качество и возможности создаваемого сервиса. Поскольку экосистемы родились в ИТ как инструмент конкурентного развития между платформами, мечтать об экосистемах в «Цифровой школе» можно не раньше создания там конкурентной среды.

Мы хотели убедить в удобстве и возможности сделать подобную экосистему

На иллюстрации один слайд из нашей давнишней презентации. Подразумевалось, что нет смысла создавать единое кладбище отметок по всему региону и даже муниципалитету, потому что отметки нужны и важны только в школе, где они порождены, теми, кто их породил и кто с ними работает. На уровне органов управления нужна статистика. Если информационная система для чиновников обращалась бы на едином языке к любым ЭЖ в школах, те могли бы ей отдавать готовые для отчета данные. Эти агрегированные данные никак не зависели бы от той системы оценивания, которая применяется в школе и, тем самым, не ограничивала бы школы в праве выбирать любые системы оценивания.

Другой пример– ЭД. Сегодня любой ЭД намертво привязан в своему ЭЖ– это выжимка из ЭЖ для конкретного ученика. В то же время, ученик сегодня занимается не только в школе, а ЭД, по сути,– это органайзер. Если бы все ЭЖ поддерживали единый протокол обмена данными о заданиях, расписаниях, отметках, на рынке была бы конкуренция мобильных приложений типа «органайзер школьника». Они бы собирали удобным для использования образом в одном месте информацию со всех школ/занятий, которыми занят школьник.

Чтобы построить «Цифровую школу» в логике экосистемы, нужно продумать архитектуру (как и вокруг чего могли бы концентрироваться различные конкурирующие ИТ) и описать протоколы обмена между ними. Нужно создать один или несколько стержневых сервисов и сервис отладки протоколов обмена, чтобы новые игроки не мешали работе систем в процессе отладки работы по протоколам.