События на Украине и их обсуждение в сети заставили задуматься о мышлении и взаимопонимании, об общем и разном в нас и о восприятии исторических событий. В частности, я начал, как мне кажется, иначе воспринимать события 100-летней давности в царской России, хотя о них, казалось бы, уже столько говорено-переговорено, что ничего нового уже быть не может.
Этот текст– попытка осознать выплеснувшийся в связи с событиями на Украине поток мышления. Попытка понять, как мы живем друг с другом, ссоримся и миримся. Попытка углубить размышления о непримиримом противостоянии «революционеров» и «консерваторов». Это совсем не о том, кто прав или виноват в событиях на Майдане, в Крыму, в западной или восточной частях Украины. Причем, на старте написания этого текста я еще не знаю, что получится в процессе и к чему я приду– это для меня самоценный процесс рефлексии, в которой я почувствовал потребность.
Иногда случалось, что меня убеждает связное изложение противоположных точек зрения. Это шизофрения или отсутствие собственной позиции, собственного анализа? Если не просматривается явного злого умысла сторон, как правило, вырисовывается подход, который не противоречит ни одной из этих изначально противоположных позиций. Однако представители исходных взглядов все равно относятся к нему с недоверием и рассматривают оппонента как врага, ищущего брешь в обороне. Причем, я имею в виду не Украину и не политику, а вполне деловые ситуации без угроз жизни, здоровью и прочим базовым ценностям жизни людей. Понятно, что в отношении ситуаций с базовыми ценностями все это выглядит гораздо более агрессивно.
Наблюдение бурных дебатов и прогнозов в отношении событий на Украине привели к мысли, что жесткие обвинения в злонамеренности сторон сыграли гораздо более страшную роль в событиях начала 20-го века, чем реальные позиции «красных» и «белых»,– именно представления о злонамерениях послужили спусковым крючком реальных злодеяний, а не наоборот. А дальше пошла самозакручивающаяся спираль сбывающихся «предсказаний», «зуб-за-зуб»... и понеслась. Может, прошедшее 100-летие не прошло даром и позволит избежать этой самоубийственной спирали?
Удобным инструментом понять проблему мне показалась недавно освоенная 3-уровневая модель мыследеятельности Щедровицкого. Возможно, мое представление недостаточно точно соответствует оригиналу, но это можно поправить в дальнейшей коммуникации. Как я ее понял, мышление происходит в коммуникации и заключается в построении ментальной карты мира.
Наблюдая происходящие в жизни процессы, человек строит свою модель мира. На основании этой модели он выстраивает стратегии поведения и своим поведением оказывает воздействие на реально происходящие в мире события. Анализируя эти события, он достраивает свою картину мира. Как социальное существо, человек это делает не сам по себе, а совместно с другими членами социума, в коммуникации с ними. Опыт их поведения оказывает влияние на индивидуальную картину мира. Эта картина определяет поведение человека и именно поэтому считается, что воспитание закладывается в первые 3 года жизни. Именно в этот период формируется базовое представление о мире, которое в дальнейшем уточняется, но редко меняется кардинально.
Кардинальная смена картины мира возможна, но она происходит крайне редко и в предельно стрессовых ситуациях. Более того, попытки предложить иной взгляд, расходящийся с уже сформировавшимся, приводит в состояние стресса. Тем более сильного, чем сильнее отличается новая модель мира от существующего взгляда на нее. Именно поэтому оценки революционных событий приводят к столь агрессивным дискуссиям даже среди тех, кто далек от участия в событиях– возникает угроза сформировавшейся картине мира.
Если это так и верно предположение Капицы об ускорении развития общества (а оно подтверждается различными аналитиками и доступно каждому при готовности это принять), самым острым препятствием на пути адаптации становится проблема инерционности мышления и неготовности менять свою картину мира. Именно этим, видимо, объясняется поляризация общества практически по всем актуальным вопросам, рост суицидных проявлений, сексуальных девиаций и иных внешних проявлений фрустрации.
На этом фоне, возвращаясь к событиям на Украине, прекрасной инициативой является идея перехода на русский язык западных украиноязычных областей– Львова, который последние дни обвиняли в национализме и агрессивной политике в отношении русского языка,– ради консолидации с русскоязычными областями. И не менее прекрасный ответ о солидарном переходе на украинский язык представителей восточных областей, которые оказались готовы услышать сограждан и не усматривать в этом пропаганды и злого умысла. Конечно, не всем это оказалось под силу и в сети есть наглядные примеры восприятия этой инициативы с конспирологической позиции. Я никоим образом не пытаюсь утверждать, какое из этих восприятий верно– это покажет время. Но я убежден, что у любого из восприятий есть перспектива исполнения ожиданий– «что посеешь, то пожнешь».
Сам ход навстречу для начала сближающей коммуникации, показывающей готовность принять чужую картину мира, позволяет создать условия для неагрессивного сближения разных картин мира, выявления в них непротиворечивых конструкций и создания на их основе общих моделей мира. Конечно, есть риск злонамеренной манипуляции, но для нее должны быть рациональные основания, а не просто страх перед сменой своих взглядов. Конструктивное поведение должно предусматривать трезвый анализ всех оснований и формирование критериев для отличия злонамеренности и доброй воли.
При анализе под этим углом становится понятнее ущербность алчности, когда готовы отхватить иное, неготовое к присоединению, помимо его воли. Можно принудить, но нельзя силой сменить картину мира. Более того, силовое присоединение заметно повышает барьер недоверия, который в критической ситуации не позволит наладить конструктивную коммуникацию. А деструктивная коммуникация может оказаться разрушительной и с лихвой вернуть издержки, возникшие на этапе силового присоединения.
В модели современной украинской ситуации это проявляется в Крыму, в котором высока доля жителей, не принявших внутренне свое отнесение к Украине в момент распада СССР. Это возвращается сейчас, хотя ситуация совсем иная. Если не удастся организовать продуктивную коммуникацию, лучше не удерживать Крым, мне кажется,– это сильно усложнит ситуацию. При этом я совсем не уверен, что для Крыма правильно отделяться, хотя есть силы, заинтересованные в этом. У Украины сейчас есть пассионарный шанс вырваться из российского шаблона социальной стагнации, который сильно зависит от готовности ее жителей поддержать именно его, а не мышинную возню любителей власти. Но есть и риск вернуться в этот шаблон без средств к существованию с необходимостью искать внешнюю поддержку. И тогда могут сбыться негативные ожидания.
В модели современной украинской ситуации это проявляется в отношениях России и Украины на уровне граждан– правительственные отношения мне сейчас не интересны, хотя для них это тоже, наверняка, имеет определенное влияние. Восприятие Украины как части единой страны, с которой у россиян ассоциируется Россия, и внутреннее несогласие с автономией Украины приводит к коммунальной модели отношений со своенравным подростком. И ровно в той же модели, если у подростка есть возможность проявить самостоятельность поперек мнения занудных старших, он ее проявит. Если нет возможности, он подчинится, но непременно с еще большим усердием постарается проявить самость при первом удобном случае. И ровно в той же модели, далеко не всегда правы занудные родители. Особенно в тех случаях, когда ситуация заметно отличается от типичной– ибо подросток без опыта действует по обстановке, а взрослый становится заложником старых моделей поведения.
Только не надо за этой моделью видеть мое восприятие Украины как младшего брата– это просто модель и я обращаю внимание на свойство программирования и исполнения ожиданий.
В отличие от коммунальных ситуаций, в политическом процессе участвует много игроков. Среди них есть те, кто преследуют корыстные интересы, а не стремятся к органичному и продуктивному миру. Их главный инструмент– манипуляция на низменных и подсознательных мотивах. Чтобы им эффективно противодействовать и использовать позитивные мотивы честных участников, мои размышления могут оказаться небесполезными, надеюсь.
Но мне интереснее барьер, возникающий между достоверно добросовестными участниками дискуссий. Почему даже дружелюбно настроенные собеседники при обсуждении некоторых вопросов могут рассориться? Известны случаи разводов на политической почве. В гражданской войне известны случаи, когда брат шел на брата, сын на отца. Откуда берется такое противостояние?
В относительно стабильной ситуации у каждого из нас уже сформировался некоторый образец поведения, который обеспечивает продуктивное, на наш взгляд, взаимодействие с окружающими. В отсутствии конфликта, никого не волнует внутренняя картина мира, ибо она проявляется именно во взаимодействии с окружающими. Когда в ситуации появляются новые факторы, каждый начинает реагировать на них в соответствии со своей картиной мира– тут-то и начинаются ранее непритертые нестыковки внутренних моделей. Чем сильнее проявляется расхождение ожиданий от поведения друг друга и чем более значимо для участников оно, тем острее проявляется конфликт моделей.
Выход из проявившегося конфликта может быть разный:
- исключить из обсуждения конфликтную тему
- найти модель поведения, минимизирующую фрустрацию партнеров
- убедить одного из участников в необходимости смены его картины мира
- согласованно обновить картины мира, учитывающие новые обстоятельства
Как мы знаем, чаще всего стороны пытаются изменить модель мира собеседника, вплоть до силового давления. К сожалению, неандертальский подход актуален до сих пор. На этом фоне уклонение от конфликта по вариантам 1-2 кажутся верхом цивилизованности. Однако в действительно значимых ситуациях, коими являются выбор общественного строя, смена цивилизационных ценностей и даже способов их смены, уклониться не удастся. Остается или подавить или согласованно обновиться. Если считать значимой ценностью конструктивные решения, нужно учиться обновлениям.
Таким образом, ключевым инструментом конструктивного выхода из конфликта является налаживание доброжелательной коммуникации, в которой стороны проявляют готовность понять картину мира и ценности собеседника. Это принципиально отличается от наблюдаемых в сети деклараций собственных представлений об оппоненте– о его картине мира и ценностях без согласования с самим оппонентом, а на интерпретации его поведения. В аналогичных коммунальных коммуникациях уже есть продуктивные модели «активного слушания», которые доказали свою эффективность. Достаточно усомниться в собственной непогрешимости и принять возможность существования иного объяснения наблюдаемых явлений, поддержать собседника в объяснении его позиции и проявить свою заинтересованность в ее понимании.
Особо хочу обратить внимание, что это важно не только и не столько в отношении процессов на Украине, сколько для нашего выживания и формирования навыков жизни в условиях быстро меняющегося социума как нового его свойства на современном этапе развития.
Удачи всем нам во взаимопонимании и достоверном различении манипуляторов и честных партнеров, в умении и готовности согласованно обновлять свои картины мира!
